Абдуллина Л.И.
Аникин Борис Петрович
Аникин Борис Петрович родился в 1964 году в Усть-Каменогорске, закончил филологический факультет Усть-Каменогорского педагогического института, поэт, автор и исполнитель песен, член Восточно-Казахстанского Фонда поддержки культуры и Литературного объединения «Звено Алтая»; заместитель редактора двух областных журналов «Иртыш» и «Вестник культуры». Книга стихов Бориса Аникина «Странник», вышедшая в 2010 году, заявила о поэте зрелом, с неповторимым поэтическим видением.
В поэтическом сборнике земля Восточного Казахстана как место жизни не заявлена отдельной проблемой, но тематизируется в творческом сознании на уровне внутреннего присутствия, обнаруживаясь, например, в обращении и приеме параллелизма:
Река! Я верю: день придет —
И мой народ объединится,
И все, что душит и гнетет,
Он, как и ты, с пути сметет
И к новой жизни устремится...
Или обращения в форме сравнения:
Но сердцем я всегда с тобой, Ульба,
Моей отчизны скорбная улыбка!
Образы земли присутствуют в географических ориентирах-указателях: Ульба, Иртыш, Катунь. Так, например, в стихотворении «Ненастье» образ реки создает необходимое обрамление для переживаний лирического героя: «Стонут чайки над Иртышом…». Тема родины в художественном мире Аникина не вступает в противоречие с темой странника, выбранной автором в качестве заглавия своего сборника. Образ странника как наиболее близкая проекция лирического самоощущения автора определяет интонацию книги:
Несет меня судьба по белу свету,
как будто лист, оборванный дождем.
Поэт использует популярный в русской классической лирике образ: «странник» в сочетании с выражениями «пыль отчизны», «боль отчизны» вызывает очевидные параллели с романтической поэзией девятнадцатого века. В традиционном для русской поэзии мотиве пути-дороги лирик открывает свой ракурс: «сердце – в дороге», – передающий неуспокоенность души лирического героя, мятежность, поиск «лучших слов». И когда на этом сложном пути поэт-странник вдруг не видит дороги, его зовет голос земли и рождается желание «Просочиться сквозь землю в грунтовые воды/И доплыть до тебя по истокам Катуни!»..
Поэт неразрывно связан с родной землей, которая наполняет его сердце верой, питает животворительными соками и природной силой, рождая строчки целомудренной чувственности: поэт ощущает себя «соленой волной», налетающей «на твой брег загорелый», или «восторженной чайкой», взлетающей до небес.
Не однажды в художественном мире Аникина возникает восточно-казахстанский образ-миф о Беловодье — «край, где сбываются мечты»:
А мне во сне поведал ветер,
Что где-то есть на белом свете
Край, где сбываются мечты.
В своем волшебном полете, куда поэта «звали сны калейдоскопные» поэт стремится «под рокот былинный /Свою душу пустить/В край бескрайнего лета,/В мир непуганых снов,/Где родятся поэты,/Где Основы Основ». Но уйти от реальности, что свойственно любому поэту, в область мифологических и природных интуиций Аникину-лирику не дает память детства: «Воздух чист, как память о детстве». Окунувшись в воздух детства, он вдруг открывает волшебство красок родных живописных просторов: «неслышно подступает волшебство/ Осенних красок», и понимает, что главное — сохранить данный природой дар: «В чудо все верится».
Образ родного края в лирике Бориса Аникина — это, прежде всего, «мой маленький город». Земля-город для поэта — персонифицированное существо, порождающее все живое, источник жизненной силы и чувства слова. Урбанистический вариант темы родины имеется в багаже любого лирика и основан на приеме олицетворения. Для передачи своего «территориального» сознания Аникин-лирик находит особенные слова и образы: читатель неожиданно замечает, что вместе с автором совершает «прогулки по ночному городу», во время которых открывает незнакомый поэтический образ «Родины-города».
Вместо привычного горожанам клише «промышленный гигант» эти строки звучат почти доверительно по-домашнему: «Мой маленький город», «Мой город родной!../Только вот без тебя/Разве сможет вращаться планета?». Аникинский город населен «пирамидальными тополями», которые стремятся ввысь, и «тощим подсолнухом», доверительно выглядывающим сквозь решетку лоджии. «Утро города» запускает музыку, и отзываются «клавиши домов», «струны тополей», создавая «знакомый перебор». Поэт высокопарно и с уважением обращается к «Маэстро Утро»: «сыграйте этот день тепло и чисто,/без фальши, не сбиваясь, не картавя!».
Он чувствует, как «небу было больно», оно «навзрыд ревело, голосило», и он просит Дождик: «не плачь». А когда «Плачет Великое Небо», Поэт учится у него «плакать по нашим великим»: «Мой город, / Взгрустнув, заплачет тысячами крыш / И улыбнется тыщами заборов...». В городе поэта всегда можно найти «Островки безопасности», / Где любой пешеход /Может переждать»... И город может защитить лирического героя Аникина: «утро собой заслоняет / Всякий раз».
Город не единственная тема книги: для мятущейся души лирического героя «нет времен / И нет расстояний — / Вездесуща и вечна она», и «песня путника» вновь и вновь навевает что-то знакомое и в то же время забытое:
Будто я на Земле еще не был...
...Будто я на Земле еще буду.
Буду — буду...
А кто его знает?
Образ и мотив «пути», жизненного пути человека, творческого пути поэта объединяет все смыслы и оттенки значения слов-синонимов «странник», «путник». Отсутствие хронологии в сборнике и названий многих стихотворений позволяет читателю следовать за причудливой музой поэта.
Для Аникина-лирика поэзия — это своего рода «оберег» не только от уродливых проявлений действительности, но и от возникающих иногда неверных звуков: «ангел Верлибра» помогает заслониться от «бабочек-рифм», легковесных и не способных выполнять поэту его высокую миссию: «Я гражданин Грядущего/Возможного поэт».
В полной мере, следуя законам классической лирики, поэт осознает, «Как тяжело стихи творить», но при этом для него неоспоримо и другое: не отступать от своего высокого предназначения:
Но не творить нельзя, хоть плачь...
Ведь если ты умолкнешь — кто же
Сограждан сонных растревожит
На тысячи святых задач?
Очевидная аллюзия на гражданскую музу Некрасова — возникающий во сне образ тяжело «больной» Родины, и поэт, осознав это, словно на что-то острое «наткнулся» и проснулся.
В стихотворениях неоднократно автор высказывает свое понимание поэтической задачи, обращаясь непосредственно к своим современникам: «Оглянись, современник!», в характерной гражданской стилистике очевидны отзвуки риторических формул Маяковского:
Мы с этим злом должны бороться
И в душах искры правды множить!
А волю петь и славить Солнце
У нас никто украсть не может.
Свойственная Аникину установка на простоту и преимущественно речевую интонацию, минимализм поэтических средств однажды сознательно нарушается поэтом. Стихотворение «Письмо Павлу Васильеву» имеет подзаголовок «Гимн «Златокудрому слову», написано в классических традициях высокой риторики, в форме послания-обращения к Поэту:
Душам, коростой такыров заросшим,
Животворящую песню/верни!
Лирический герой Бориса Аникина сохранил взгляд, данный ему предками и родной природой — открыто смотреть всем стихиям, видя в этом «проявление Господа». Так, открыто поэт подходит и к такой наболевшей для всех живущих в новых территориальных границах теме — теме исторической родины. Образ России-родины часто видится ему во сне, и однажды он принимает решение вернуться. Ответственность поэта за судьбу своих современников в лучших традициях гражданской лирики становится основной интонацией сборника «Странник». Аникин публицистически остро рисует картину так называемых «переселенцев»: «Русских судеб коленца / Перепутались, точно назло», «переселенцы» приезжают в селенья, «что оставлены дедами их», где «развалины, запустенье», чтобы выполнить свой долг перед предками, допеть их недопетые песни — «Им же вместо привета/Только: «Понаехали тут!».
В следующем стихотворении поэт всю свою боль выражает в традициях гражданской риторики:
Русский! Русского — не тронь!
Друг за друга мы в ответе:
Не его ли завтра дети
За тебя пойдут в огонь?
Поэтический рефрен «Русский! Русского — не тронь!» звучит одновременно и как призыв-приказ, и как разумное решение сменить «гнев на милость», «что б меж нами ни случилось»: «Может вы не правы оба?/Без того чужая злоба/Косит нас со всех сторон!».
Вспоминая о том, как он покинул «родной край», обращаясь к тем, кто «оставался дома», «на прежнем берегу», поэт верит, что настанет день, когда мы соберемся «за одним столом» и «вместе посмеемся глупым страхам/ Пред языком, аулом и Аллахом,/Заставившим меня покинуть дом...».
Поэт переходной эпохи ХХ-ХХI веков, в послесловии к своей книге высказывает надежду на лучшие перемены, боится «не проморгать момента преображения эпохи суррогата в эпоху торжества истинных ценностей», а что это непременно случиться, он не сомневается — «А чего ради тогда писать и читать стихи?».
А если что-то не получится, «Исчеркаю себя, скомкаю, /Выброшу, как черновик, /И пойду по лесам, долам и горам — /К новым людям /Искать лучших слов.
Окно — своеобразный ракурс, взгляд поэта, который представляет особую оценку мира, это образ мира, в нем видно все: и обыденные вещи и явления, и то, что не дано видеть не-поэту — Луна и кратеры. Потому это окно и считается «заколдованным». Аникину удается связать реальность и поэзию в одном емком образе: «В окно гляжу, как в продолженье строк...», т.е. Он смотрит в мир через обыкновенное окно, и его поэзия не оорвана от действительности - она является ее продолжением. Так, в стихотворении, открывающем книгу, «В окне» из 6-ти строчек слово «окно» повторяется дважды, обрамляя текст стихотворения в виде кольцевой композиции повтором все строчки «в зимнем заколдованном окне». К этому добавляется образ «продышу пятно», т.е. автор настаивает на праве собственного взгляда через индивидуальное «окно». В стихотворении «Ракурс» автор настаивает, что имеет свой «ракурс», единственно для него значимый — смотреть на мир «сквозь воробьиное перышко» и тогда «Даже в самый пасмурный день/Мир покажется радужным».
Библиография:
Papier mache, 1995.
Ненастоящее время, 1999.
Странник: стихи. – Усть-Каменогорск: ИП Казакова С.И., 2010. – 140с.
|
|
|
