Первые месяцы после депортации немцы-спецпереселенцы практическии оказались брошенными на произвол судьбы. На протяжении всего военного периода довольно острыми оставались продовольственная и жилищная проблемы. Прибывших спецпереселенцев размещали первоначально в пустующих общественных зданиях. Затем частично расселяли в пустующие дома, которые в большинстве своем были в аварийном состоянии, подселяли в дома к местным жителям.
Одной из важнейших была проблема трудоустройства, так как только работающие получали продовольственные пайки.
Проблема трудоустройства спецпереселенцев была решена в январе 1942 года. ГКО СССР издал Постановление № 1123 с/с «О порядке использования немцев-переселенцев призывного возраста от 17 до 50 лет». Это постановление предполагало мобилизацию всех трудоспособных мужчин в рабочие колонны на все время войны.
10 февраля 1942 года ГКО СССР издает Постановление № 1281 с/с «О мобилизации немцев призывного возраста от 17 до 50 лет, постоянно проживающих в областях, автономных и союзных рес-публиках».
7 октября 1942 года ГКО СССР принимает еще одно Постановление за № 2383 с/с «О дополнительной мобилизации немцев для народного хозяйства СССР», которое увеличило круг лиц подлежащих мобилизации. В «рабочие колонны» направлялись мужчины 15-16 лет и 51-55 лет, женщины 16-45 лет (исключение составляли лишь беременные женщины и женщины, имевшие детей до 3-х лет). Гигантская система «трудовых лагерей» просуществовала до 1946 года. Не осталось ни одной немецкой семьи, которой бы эта система не коснулась.
(1915-1971 гг.)
В сороковые годы строительство Челябинского металлургического комбината (до 1983 года - завод) называли «тыловым фронтом». Большую часть первостроителей и перворабочих Челябинского металлургического завода составляли трудмобилизованные.
Одним из таких трудмобилизованных был и мой отец, выходец из Курчумского района Манасбай Исаұлы. Он родился в 1915 году. В 1942 году был призван Курчумским районным военкоматом и направлен в ряды действующей Красной Армии. Однако по дороге был перенаправлен на Челябинский металлургический завод, выпускающий вооружение для обороны. Следуя девизу «Все для фронта! Все для Победы!» трудармейцы работали по 12-14 часов в сутки, жили в неотапливаемых бараках, питались баландой из гнилой капусты и картошки.
К концу войны, в результате взрыва плавильной печи на заводе, отец оглох. Полученное лечение не принесло улучшения и в начале 1945 года мой отец вернулся домой инвалидом по слуху.
По возвращении на Родину отец создал семью с нашей матерью Күләзией, воспитал двоих детей. До самой смерти отец самоотверженно трудился в колхозе с. Каратогай Курчумского района. В 1956 г. он был награжден медалью «За освоение целинных земель» и Грамотой Президиума Верховного Совета СССР за вклад в сдачу миллиона тонн зерна в закрома Родины. В 1971 году последствия тяжелой травмы, полученной на Челябинском металлургическом заводе, дали о себе знать, отец заболел и умер. Ему было всего 56 лет.
Отец не любил вспоминать и тем более рассказывать о своем пребывании в трудармии. Да и сама эта тема до недавнего времени была под запретом. Правду восстанавливают только сейчас. А между тем трудармейцы, наряду с тружениками тыла, как могли приближали Победу, отдавая все свои силы и здоровье трудовому фронту.
Я, мои дети и мои внуки всегда будем свято чтить память моего отца Манасбая Исанова. Ведь кто знает, как сложилась бы моя собственная жизнь, если бы я с детства не впитала на подсознательном уровне набор высоких нравственных ценностей – тот самый стержень, который помог в годы Великой отечественной войны выстоять и выжить моему отцу.
Аникей Манасбаева
г.Усть-Каменогорск
Приказ о выселении стал для нас громом посреди ясного дня. Нам дали несколько дней на сборы и разрешили взять с собой лишь немного вещей. Люди в суматохе бросились собирать в дорогу самое необходимое: одежду, продукты. Всё происходило как в страшном сне.
В день отправки мы спешно погрузили вещи на повозку, собрали детей (их у нас было четверо), с нами ехал и престарелый отец мужа. Отправились на станцию. Позади была печальная картина: брошенные дома, скотина во дворах, собаки бежали вслед за нами и выли, люди плакали. Невыносимо было видеть всё это. Мы проехали уже приличный участок пути, как вдруг обнаружили, что нет нашей маленькой Розы, ей лишь несколько дней назад исполнилось шесть. Муж в тревоге побежал назад в село искать ребёнка. Когда он добежал до дома, то увидел, что дочка мирно спит под деревом во дворе. В суматохе мы забыли о ней. Он схватил Розу, быстро бросился догонять нас. Слава Богу, теперь мы были все вместе.
P.S. Когда бабушка и позже мама пересказывали мне эту историю, то часто говорили, что если бы тогда не спохватились вовремя, кто знает, как бы сложилась судьба мамы».
По воспоминаниям Елизаветы Бургарт (1897–1986), с. Ново-Николаевка Усть-Лабинского района Краснодарского края, выселенной в сентябре 1941 г. в Восточный Казахстан. Записала Людмила Бургарт.
В годы войны женщины заменили мужчин на речных судах Верхне-Иртышского пароходства.
С речным флотом всегда ассоциировались крепкие мужчины. На любом участке, начиная с палубы и до капитанского мостика, от людей требовались техническая смекалка и физическая сила. В 1930 году для подготовки кадров-речников в Семипалатинске (теперь Семее) было основано фабрично-заводское училище. Здесь готовили судомехаников, рулевых, машинистов. Надо ли говорить, что львиную долю учащихся составляли парни?
В предвоенные годы объем перевозок на Верхнем Иртыше измерялся сотнями тысяч тонн. Речники доставляли руду, лес, зерно, топливо, стройматериалы… С началом войны навигационные планы оказались под угрозой срыва. Мужчины ушли на фронт, многие грузовые и пассажирские суда практически остались без экипажей.
– Были затруднения со смазочными маслами, серьезные перебои с поставками угля, – рассказал в свое время летописец Верхне-Иртышского пароходства Илья Зырянов. – В 1942–1943 годах навигации проходили особенно непросто. Женщины и подростки пришли на смену мужчинам, но им физически было очень тяжело. Можете себе представить девушку у топки пароходного котла или портовым докером?
Тем не менее транспортировку грузов, предназначенных для нужд фронта, в том числе свинцово-цинкового концентрата, железной руды, огнеупорной глины, хлеба, флотилия обеспечивала на все сто. В 1944 году на пароходе «Тюмень» мощностью 240 лошадиных сил был сформирован первый чисто женский экипаж. Его собрали из выпускниц Семипалатинского речного техникума, получивших квалификацию штурмана, а также из девушек, окончивших Семипалатинское фабрично-заводское училище по специальности «судомеханик». Капитаном назначили Ирину Алексеевну Дрозд.
– «Тюмень» ходила по расписанию, но эта ритмичность давалась женской команде тяжело, – отмечал краевед.
К сожалению, от легендарного экипажа не осталось письменных воспоминаний. Можно только представить, какой ценой давался девчатам каждый рейс. Нужно было в любую погоду нести вахту, топить углем паровой котел, следить за исправностью двигателя, принимать десятки тонн грузов, смазывать гаки, краны, лебедки, бороться со ржавчиной корпуса, сниматься с якоря, вязать узлы… А еще надо учесть сложный фарватер Иртыша того времени. Чтобы пройти речные пороги, требовались лоцманские знания и большой опыт.
– Такая работа все-таки не для дамских рук, – отмечал краевед. – После закрытия навигации 1944 года женский экипаж расформировали. Ирина Дрозд и ее помощницы еще поработали какое-то время на других судах, но затем перешли в береговые службы.
В годы войны женщины стали основными работниками и на Семипалатинском судоремонтном заводе. С первых дней мужским профессиям кочегаров, формовщиков, мотористов обучились около 100 горожанок. Они помогли наладить производство корпусов снарядов для минометов, собирали теплые вещи для фронта. В 1943 году за ударный труд орденом «Знак почета» наградили, например, формовщицу литейного цеха Михалину Александрову.
– Во время войны в коллективе пароходства действовала практически армейская дисциплина, и даже форма походила на мундиры военных моряков, – рассказывал Илья Зырянов. – После победы такой порядок какое-то время еще сохранялся, однако постепенно он сошел на нет. Восстанавливалось народное хозяйство, речной транспорт стал приходить в обычное состояние. Флот, пристани, промпредприятия, люди стали работать в условиях мирного времени. Однако вклад, внесенный женщинами в годы войны, навсегда останется в летописи Верхне-Иртышского речного флота.
Деректер
Источники
Вологодская, Г. Женщина на корабле [Текст] : [о женщинах, заменивших мужчин на речных судах Верхне-Иртышского пароходства, в годы войны] / Г. Вологодская // Казахстанская правда. - 2020. - 20 апреля. - С. 7.
Я открываю ранее засекреченную информацию в книге Н.Э.Вашкау «Сарепта. Территория памяти» и нахожу список жителей немецкой национальности колонии Сарепта (г. Сталинград, август 1941года), где в списке под № 3 на странице 24 шестой семьёй записана семья Штейнле Эдуарда Ивановича 1914 года рождения. Его русская жена Корпенко Александра Ивановна 1918 года рождения и две дочери Альвина (1940 г.р.) и Лидия (1941 г.р.) тоже значатся в этом списке.
В канун юбилея со дня рождения Лидии Эдуардовне Штейнле (30 марта ей исполняется 70 лет) я побеседовала с ней и вот, что она мне рассказала о трагических годах военного и послевоенного периода жизни семьи российских немцев Штейнле.
- Память о трагедии российских немцев возвращает меня к страшному дню депортации сарептян. Из рассказов моей мамы Александры Ивановны, русской женщины, я узнавала, как начиналась гибель благоустроенного, цветущего уголка под названием «Сарепта». Более двух тысяч человек погрузили на баржи в затоне. В большинстве своём колонисты были верующие люди-лютеране и когда баржи отплыли от берега, то стихийно, как стон души, зазвучала песня Иисуса “Jesu, geh voran”(Будь Вождём ты нам!), автором которой является Николаус Людвиг фон Цинцендорф. Песня всё увереннее и крепче звучала, передавая силу Господа от одной баржи к другой, вселяя сарептянам дух надежды.
«В трудный жизни час
Подкрепи Ты нас,
Чтобы мы в пору печали
Не стонал, не роптали,
Ведь к Тебе из бед
Лишь проложен след!»
Моей сестре Альвине было в 1941 году всего два года, а я была грудным пятимесячным ребёнком. Дорога была трудной до самой Восточно-Казахстанской области. Там начались прощания. Отца забрали в трудармию на лесоповал вблизи Усть-Каменогорска, а маму с двумя малолетними дочками разъединили с бабушкой и другими родственниками. Бабушка просила оставить ей меня, но мама отказалась. Так, расставшись в 1941 году, мама больше не встретилась ни с нашим отцом, ни с другими родственниками.
- А что случилось с Вашим отцом Эдуардом Штейнле?
- в эту зиму были суровые морозы, даже птицы замерзали на лету. На лесоповале условия труда были жёсткие, питание скудное. Писем от отца мама не получила ни одного и однажды, ближе к весне 1942 г. маме приснился сон. Её любимый Эдуард идёт, а мама кричит ему: «Эдик, Эдик, ты куда?». Но он шёл не к маме, а к горе. Мама проснулась, это был только сон, Эдика рядом не было. Что с ним? Как хочется обнять его, расспросить и рассказать обо всём. Ох, эта проклятая война, эта несправедливая депортация! Сон оказался в руку. Кто-то передал маме маленькую записку, в которой была короткая строчка: «Ваш муж не пережил суровую зиму, его больше нет». В 1992 году я сделала запрос о месте захоронения отца. Ответ из официальных органов меня шокировал: «Умерших не учитывали».
А маме нужно было стать ещё и сильной. Ведь мы, её дочки, смотрели на неё вопрошающе- мы всегда хотели есть! Для мамы эти годы были годами борьбы за физическое выживание. По образованию мама была учителем. Окончила ещё в Сталинграде педагогическое училище, но на новом месте в аулах Больше-Нарымского района Восточно-Казахстанской области её знания не были востребованы. Местное население, в основном, казахи со страхом встретили непрошенных гостей. Предварительно советские идеологические работники распространяли мифы о своих-же гражданах, российских немцах, как о рогатых чудищах. При встрече маму даже трогали руками за голову, чтобы убедиться в наличии рогов. А у мамы были красивые косы и, убедившись в обратном, казашки доброжелательно стали относиться к нам. А в спецкомендатуру надо было ходить за 10 километров отмечаться.
В 1952 году мы переселились в Верхнюю Теректу в деревянный дом с крыльцом. Это были по моим понятиям «хоромы». Открылась школа, где мама стала работать учительницей, и нам жить стало полегче.
- Но это всё-же тяжелые воспоминания. А что для Вас Сарепта?
- Сарепта – моя Родина, моя память, моя боль. Мама очень часто рассказывала о том, что недалеко от нашего дома был Ергенинский источник и место, где мы жили называлось «Верблюдами». Верблюды действительно водились в Сарепте только в детские годы моей мамы. А вот родники и по сей день одаривают сарептян своей хрустальной водицей. Пусть-же это чудо природы остаётся для наших потомков!
- Какую роль в Вашей семье играл немецкий язык?
- Мой отец был носителем немецкого языка в семье. Мама тоже знала и владела немецким языком. У меня собралась большая библиотека с книгами на немецком языке. Своей дочери я читала много немецких сказок и другую серьёзную литературу немецких авторов.
- Когда Вы вернулись в Волгоград?
- Только в 1970 году я вернулась в Сарепту, но в прописке мне было отказано. Знакомые посоветовали поехать в Дубовку. Там я встретила отзывчивого и мудрого заведующего Районо В.Ф. Кузнецова. Он проговорил со мной около двух часов, принял меня на работу секретарём, тут – же при Районо освободили комнату, поставили мебель и я там прожила 4 года. Здесь – же я поступила в Пединститут и закончила его в 1976 году. Всю жизнь я проработала в школе, преподавала русский язык и литературу.
- Уважаемая Лидия Эдуардовна, поздравляем Вас с юбилеем – 70-летием со дня рождения! Радуемся вместе с Вами, что Вы не утратили прекрасных человеческих качеств, чувства сострадания, любви к ближнему и интерес к своим немецким корням.
Интервью брала зам. руководителя ЦНК имени братьев Лангерфельд Нелли Третьякова.
Фото: Вадим Третьяков. Использованы также фото из семейного архива семьи Штейнле. Март 2011 г.
Деректер
Источники
Штейнле Лидия Эдуардовна [Электронный ресурс] : [интервью] // Путь народа : [сайт]. – URL: https://volksweg.rusdeutsch.ru/14/21 (дата обращения 13.11.2020)