Алтай славен лесами, а леса – грибами. Заявляю так не как знаток оных, а как поклонник тихой охоты. Если где-то сезон грибной охоты начинается осенью, то у нас, на благословенном Алтае, грибы можно брать уже весной. Шампиньон обыкновенный, как и все грибы, отзывчив на тепло и влагу. В предгорьях при дружной и мочливой весне  его высыпки можно найти уже в мае.
Гриб этот небросок, и по какой-то причине тяготеет к остаткам человеческого жилья, вблизи которых его частенько можно и обнаружить. Сами высыпки шампиньонов появляются неожиданно и в самых непредсказуемых местах: их встречаешь и на голых, щебнистых увалах сопок, и в тенистых, крутосклонных логах, поросших густой непролазной травой. И вот, среди духмяных зарослей конопли, лебеды, наткнёшься на нежданную полянку, на которой поселился грибной клан. Надо внимательно обыскать округу в поисках беглецов, среди которых могут быть как семейства, так и одиночки-гордецы. На вид шампиньон неказист, но привлекателен, особенно своей юной свежестью. Примечателен он и насыщенным, сытным грибным ароматом.
Стоп! Не будем забираться в кулинарные дебри, а скорей вернемся в предгорья Алтая. Ближе к осени обычны здесь степные грузди, валуи и вешенки. Неброские эти грибы под стать окружающим пейзажам.
Более весёлые, яркие грибы живут подальше – в сосновых борах, пихтачах,  ельниках  и смешанных лесах среднегорья.
Как-то довелось мне бродить у дельты речки Тополёвки. Я брёл по смешанному лесу, за спиной пряталась громада Курчумского хребта. Летний лес был красив, но красоты его я не замечал. Не зная тропы, я умудрился непонятным образом забрести в сплошной кочкарник. Кочки были невысокими – по колено, но частыми и хилыми. Этакие столбики, меж которыми хлюпала невидимая из-за травы вода. Идти, переступая с кочки на кочку, было невозможно – ноги постоянно оскальзывались и, после нескольких неудачных попыток, пришлось идти подобно журавлю, высоко поднимая ноги. Непривычный стиль требовал неусыпного внимания и приличных усилий. Вдобавок сильно мешала высокая трава, и я быстро вымотался. Кое-как добравшись до сухой гривки, я решил отдохнуть. Во рту пересохло, и хоть всюду была вода, пить из мочажин я не решался. В траве алели редкие ягоды костяники. Живительный сок был восхитительного пресноватого вкуса с еле ощутимым налётом сладости. Живая ягодная вода словно бальзам, смочила давно пересохшие губы и горло. Наслаждение вкусом оживило интерес, и я с любопытством стал рассматривать траву, деревья: куда всё-таки идти дальше? Не спеша собирая костянику, я обследовал гривку, и тут на глаза мне попался незнакомый гриб. Незнакомец был невысок, плотен, упруг и цветом напоминал синюю побежалость на стали. Блеск шляпки в лучах полуденного солнца отдалённо напоминал переливы на хитиновых доспехах некоторых насекомых. Даже вечное синее небо слегка поблёкло при виде такого великолепия. Восхищённый, я долго любовался тёмно-синей побежалостью шляпки, мягкой, прозрачной зеленью смешанного леса, слегка густеющей к траве. Мне захотелось найти ещё один такой же гриб и к сбору ягод добавились поиски. Я забыл про дальнюю долгую дорогу, желание переполняло меня, и я челноком заходил по гриве. Нежданные подарки сами бросались в глаза и просились в руки. Поскольку их съедобность/несъедобность была для меня тайной за семью печатями, я решил набрать по одному грибочку каждого вида. Кроме мухомора. Ядовито-красный в белую крапинку гриб узнает каждый. Но, наткнувшись на очередной мухомор, шляпка которого была словно облита застывшим желе и переливалась всеми оттенками от светло- до тёмно-медового, я понял, что у знаменитого мухомора тоже есть родственники! В сбор их! Другие грибы тоже были великолепны, они словно драгоценные камни переливались яркими, чистыми красками. Поиски и находки так увлекли меня, что огромные пространства съёжились до размера небольшой песчаной гривки, но по-прежнему беззаботно одаривали путника. На сей раз грибами диковинных цветов. Среди найдёнышей не хватало изумрудных – наверно, им хорошо было прятаться в зеленой траве. Остальная радуга была в наличии – я с трудом удерживал её между пальцев. День угасал медленно. Медленно блёкли чистые, яркие краски, покрываясь лёгкой матовой пеленой. Но, даже потускнев, они не теряли своей девственной потаённой прелести.
К месту я добрался  к вечеру. Филиппыч уже был на своём сторожевом месте, курил у крыльца конторы, по стародавней фронтовой привычке пряча огонек в кулаке.
Филиппыч был удивительным стариком. Он доживал век бобылём, никогда не кичился ветеранством Великой войны, был неназойливо приятен в общении, но всегда мягко гнул свою линию – если таковая была. Родной брат его дослужился до генерала и проживал то ли в первопрестольной, то ли в Подмосковье. Иногда я с наивной простотой допытывался:
- Филиппыч, продавай избушку и к брату! Он, поди, поможет тебе квартирку получить. Как участнику Великой Отечественной. Там врачи, снабжение… Зачем тебе этот медвежий угол?
Он отмалчивался, поглядывая на далёкие склоны горбатого Курчумского хребта или на берёзы, на которые весной частенько присаживались по утрам косачи и без всякой, как мне тогда казалось связи, начинал рассказывать очередную байку из деревенской жизни.
Его-то, как старожила здешних мест, я выбрал в эксперты, ибо научная сила специализировалась на млекопитающих, рыбах и птицах и микологов среди них отродясь не было.
- Показывай, - с лёгкостью согласился Филиппыч.
- Обабок.
- Обабок.
Я удивился.
- Да обабок же!
Я удивился ещё больше. Все грибы, кроме мухоморов, по заключению доморощенного эксперта, оказались обабками. Я, по инерции любознательности и городской дотошности, долго пытал Филиппыча, намереваясь не мытьём, так катаньем нащупать какое-нибудь общепринятое название: сыроежка там, маслёнок, подберёзовик… Филиппыч не сдавался, и в ответ слышалось одно и то же. Категоричное: «Обабок».
- Обабки же! – вскричал вконец осерчавший и  рассердившийся на мою непонятливость эксперт, прутиком откатывая в сторону медовый мухомор.
- Эх, Филиппыч, старый что малый, - решил я немного проучить патриарха. - Заладил, как попугай, одно и то же, - сказал я, глядя на разноцветье грибов, гирляндой разложенных на высоком крыльце.
-Посмотри на  эту разноцветную гирлянду из алтайских лесов! Как можно такие разные грибы одним словом обзывать?! – вскричал я, доведённый до крайней степени каления упрямым дедом. И ткнул указательным пальцем в гирлянду!
Филиппыч улыбнулся легкой, светлой и немного хитроватой улыбкой, так красившей его; от давно выцветших глаз лучиками брызнули мелкие морщинки.
- Обабок – значит, съедобный! – наставительно, словно неразумному дитяти, пояснил мне Филиппыч скрытый смысл диалектизма.
…На память о Филиппыче у меня осталось редкое слово «обабок» и красивая метафора, которую я  и вынес в заголовок.

 Александр Морозов

Алтай многолик: главная артерия Казахстанского Алтая – Иртыш, смирился пред волей человека в прошлом веке. Усть-Каменогорское,  Бухтарминское, Шульбинское водохранилища успокоили его нрав, заодно скрыв от глаз человеческих сотни, если не тысячи квадратных километров! Каким был наш край считанные века назад? Вопрос, конечно, риторический. Без машины времени не разобраться! Единственный, реальный выход – призвать на помощь плоды трудов учёных-путешественников, писателей-туристов и местных, влюблённых в печатное слово жителей.
Матрацевидные скалы, в виде отдельных подушек и плит, лежащих друг на дружке, окружают Бухтарминское водохранилище. Эти формы гранита, так распространенные по Казахстану, не встречаются в Европе. И вот ученые мужи из Германии и России, останавливаясь в Усть-Бухтарминске (чаще всего по пути из Усть-Каменогорска в Зыряновск*), не могли отказать себе в удовольствии полюбоваться и полазать по шершавым и выветренным прибрежным скалам. Ученых же, повидавших это «чудо природы», было немало, начиная от великого А. Гумбольдта(1829 год), Г. Розе, Г. Гельмерсена, Г. Спасского, Г. Щуровского, Г. Карелина, И. Мушкетова и кончая такими дилетантами в геологии, как А. Брем и Т. Аткинсон – сообщает известный писатель-натуралист, зыряновский краевед  А. Лухтанов.
Когорты отдыхающего люда и поныне любуются бухтарминскими скалами, а кое-кто стремится их покорить и вдоволь насладиться распахнувшимся вширь простором, в котором есть всё:  сухой жар накалённого солнцем гранита, пряные запахи разнотравья и сосен, огромное водяное зеркало, по окоёму которого бисером рассыпаны турбазы, дома и домишки…
Алтай нынче, конечно не тот, что давеча! Тем интереснее свидетельства былого, порой утраченного навсегда. Приглашаю, тебя, читатель, погрузиться в прошлое Алтая, вглядеться в великолепие его природы, исстари лелеющее жителей этих мест, всмотреться в их лица, действия и поступки, которые не потеряли простого, невинного очарования до сих пор.
Пределы Восточно-Казахстанской области, которая включает в себя Казахстанский Алтай, давным-давно посетили две очень незаурядные личности (право слово, в  нынешние времена, когда звезда звездою погоняет, очень трудно подобрать правильный, точный эпитет). Это Пётр Симон Паллас и Александр фон Гумбольдт. О каждом из них можно рассказывать много и долго, также немалый интерес с точки зрения краеведа вызывают и такие личности, как учёные и путешественники Потанин и Брем, писатели Яблонский и Правдухин. О них и об Алтае и пойдёт дальше речь. Мы постараемся умозрительно пройтись вместе с ними по их давним маршрутам, внимательно вглядываясь в окружавшие путешественников пейзажи, вчитываясь в каждое слово, которыми они старались сохранить и передать свои впечатления о природе Алтая и о людях, населявших его. Безусловно, список наших визави далеко не окончательный, вне контекста этой заметки остались поэты, в творчестве которых ясный след оставил Алтай, Иртыш… Надеюсь, достойное место в предстоящих заметках займут наши земляки Г. Гребенщиков и Е.Пермитин…  Перечислять фамилии, достойных упоминания и цитирования разного калибра и занятий людей, в самое сердце пораженных красами Алтая, я на этом прекращаю. Но они обязательно будут появляться там, где в качестве цитат их мысли и чувства будут востребованы, полезны и необходимы.
Утрачено немало, особенно это касается живого мира, впрочем, что греха таить, от человека досталось и неживой природе. А Алтай по-прежнему многолик, но, увы, менее многоводен. Мы уже вкратце познакомились с персонами, оставившими письменные следы в истории горной страны, раскинувшейся неподалёку от географического центра Евразии. Настало время сделать следующий шаг и познакомиться  с одной из общих тем.  В качестве первой я выбрал Убу…
Когда-то, давным-давно, въезд на территорию современного Казахстанского Алтая с северной стороны обычно осуществлялся через столицу губернии – город Семипалатинск**, а выезд – через село Шемонаиха***, расположенное на правом, высоком берегу Убы.
Петр Симон Паллас – европейский профессор, ставший петербургским академиком, первым из учёных такого калибра посетил предгорья Казахстанского Алтая. Почти 250 лет назад, 30-летний учёный-энциклопедист, покинул Омск. Впереди – главная цель этого этапа экспедиции: «до Усть-Каменогорска и до лежащего по реке Бухтарме хребта гор». Могучая, своенравная и своевольная природа внесла немалые коррективы в планов громадьё!
Миновав Семипалатинск и доехав до Шульбы**** он записывает в дневник: «Во время путешествия, я, увлекаясь собиранием растений, часто отходил от повозок довольно далеко. А особливо в последнее время от бывшей почти каждой день студеной непогоды, выдержал  столь много попеременно воспалений и простуд. Еще до прибытия в Шульбу, я начал чувствовать проявившееся здесь столь великое расслабление и с толикою жестокостью – что едва был в силах встать с постели или сесть в повозку.
Будучи в надежде найти более спокойствия и удобности в новонаселенной деревне Красноярке ***** при Убе, 30 июня отправился я в оную, и оным же днём достиг сей деревни, в тридцати пяти вёрстах лежащей от Шульбы. Ехали столь тихо, сколько болезненные мои обстоятельства того требовали».
За времена, промелькнувшие с тех пор, изменилось многое. Уба, в нижнем своём течении испытала на себе, скажем так, точечные воздействия со стороны цивилизации. Дельта реки, назовём её убинским прииртышьем, затоплена водами последнего рукотворного моря на территории ВКО – Шульбинского водохранилища. Затоплено и перенесено одно из старейших селений на территории области – Уба-форпост, подобная участь должна была постигнуть и Убинку. Выше старой приступили к строительству новой. Но водохранилище не достигло проектной отметки и на левом берегу Убы сохранилась старая Убинка, а повыше неё появился огрызок новой. Отдельной темой, думаю, станет короткая – около 20 лет, но интересная история посёлка  Убаредмет, возникнувшего и исчезнувшего уже при Советской власти.
Немногим выше Красного Яра по обе стороны Убы раскинулись два отработанных карьера, выше них через реки возведено два моста – железнодорожный, недалеко от Усть-Таловки и автомобильный в Шемонаихе. Добавилось деревень, да распахано почти все, что можно.
Вернёмся в прошлое:
«В Красноярской деревне нашёл я покои для моей остановки гораздо худшие, нежели какие в Шульбинской оставил, и сверх еще сего по причине отражаемого солнечного жару ярами, лежащими около деревни, и вредной воды в Убе. Место сие для больного весьма было нездорово. Я был уже не в состоянии продолжать путь, ибо болезнь совершенно мною овладела и заставила меня несколько недель лежать в постели. Продолжение предпринятого путешествия до Усткаменогорска и до гор по реке Бухтарме пришлось отставить – хотелось завершить всё намеченное на сей год . Но дабы описать сию часть границ, и её достопамятности, того ради отправил я шестого июля студента Никиту Соколова, , и с ним живописца моего, к Устькаменогорской крепости , дабы до сего места, местности по обе стороны Иртыша лежащие и хребет гор до Алея описал. Оттуда же положил я им возвратиться на Змеевские горы, где я их буду ожидать.»
Вернёмся в Красноярское: "Такой дождливой непогоды, какая сего лета была, весь июль едва ли пять дней прошло, в которые бы не было суровой погоды и сильного дождя, старые жители и припомнить не могут.
Местная вода нехороша, употребление её причиняет жестокую лихорадку, а особливо новопришельцам. Хотя Уба – река нагорная и к тому же имеет песчаное дно и, следовательно, вода должно бы быть чистой, но высокие глинистые берега обмываемые водою и содержащие в себе медную руду, воду до крайности портят. У Красноярска оная от глинистого берега, при каждом дожде столь мутна и густа, что хотя ее и варить, то она чище не будет. Нерадивые сии мужики, вместо того, чтоб избежать вреда, и искать иных, хороших ключей, сносят все происходящие неудобства. Что лихорадка происходит от воды, содержащей в себе глину, есть не опровергаемое доказательство: во время трёхнедельного моего пребывания в Красноярске все, при мне бывшие люди, исключая одного, от употребления воды один за другим занемогли лихорадкой. У одних была лихорадка переменная, а у других временная. Те, которые занемогли позже, выздоровели по выезде моём отсюда весьма скоро, употребляя лекарства. Напротив, другие, которые во время своей болезни должны были оную воду употреблять, долго еще были больны".
Чувства Палласа, его неудовлетворённость, переходящую в недовольство Убой понять можно: вместо поездки в крепость  Усть-Каменогорскую и к пределам Китайской империи, оказаться запертым в глухой деревушке  о двадцати дворах не есть  здорово. Отличительной особенностью Красного Яра и поныне служат закрывающие запад высокие отвесные яры. Ученый упоминает  об окрестных курганах. Сегодня в Государственный список памятников истории и культуры местного значения внесены четыре курганных группы и одиночный курган! На восток же просторы открыты и прошепчи кто Палласу, что в той стороне через 200 лет в паре десятков километров появится огромных размеров карьер, он бы, трезво оценивая возможности современников, наверняка бы не поверил сей побасёнке. А отвалами карьера будет засыпан   поселок при Николаевском руднике. В нём через век с небольшим родится Георгий Гребенщиков. Он стал первым, профессионально и поэтически описавшим «реку Убу – дочь юго-западного Алтая».
Реки связывают людей: кого через времена, кого через расстояния. Благодаря Убе в этом тексте встретились две незаурядные личности – учёный-энциклопедист Петр Симон Паллас и замечательный писатель, певец Алтая – Георгий Гребенщиков.
* Ныне –Алтай**Ныне – Семей. *** Ныне –  город. **** Ныне, возможно, – Новая Шульба ***** Ныне – Красный Яр

А. Морозов

Алтай многолик: главная артерия Казахстанского Алтая – Иртыш, смирился пред волей человека в прошлом веке. Усть-Каменогорское,  Бухтарминское, Шульбинское водохранилища успокоили его нрав, заодно скрыв от глаз человеческих сотни, если не тысячи квадратных километров! Каким был наш край считанные века назад? Вопрос, конечно, риторический. Без машины времени не разобраться! Единственный, реальный выход – призвать на помощь плоды трудов учёных-путешественников, писателей-туристов и местных, влюблённых в печатное слово жителей.
Матрацевидные скалы, в виде отдельных подушек и плит, лежащих друг на дружке, окружают Бухтарминское водохранилище. Эти формы гранита, так распространенные по Казахстану, не встречаются в Европе. И вот ученые мужи из Германии и России, останавливаясь в Усть-Бухтарминске (чаще всего по пути из Усть-Каменогорска в Зыряновск*), не могли отказать себе в удовольствии полюбоваться и полазать по шершавым и выветренным прибрежным скалам. Ученых же, повидавших это «чудо природы», было немало, начиная от великого А. Гумбольдта(1829 год), Г. Розе, Г. Гельмерсена, Г. Спасского, Г. Щуровского, Г. Карелина, И. Мушкетова и кончая такими дилетантами в геологии, как А. Брем и Т. Аткинсон – сообщает известный писатель-натуралист, зыряновский краевед  А. Лухтанов.
Когорты отдыхающего люда и поныне любуются бухтарминскими скалами, а кое-кто стремится их покорить и вдоволь насладиться распахнувшимся вширь простором, в котором есть всё:  сухой жар накалённого солнцем гранита, пряные запахи разнотравья и сосен, огромное водяное зеркало, по окоёму которого бисером рассыпаны турбазы, дома и домишки…
Алтай нынче, конечно не тот, что давеча! Тем интереснее свидетельства былого, порой утраченного навсегда. Приглашаю, тебя, читатель, погрузиться в прошлое Алтая, вглядеться в великолепие его природы, исстари лелеющее жителей этих мест, всмотреться в их лица, действия и поступки, которые не потеряли простого, невинного очарования до сих пор.
Пределы Восточно-Казахстанской области, которая включает в себя Казахстанский Алтай, давным-давно посетили две очень незаурядные личности (право слово, в  нынешние времена, когда звезда звездою погоняет, очень трудно подобрать правильный, точный эпитет). Это Пётр Симон Паллас и Александр фон Гумбольдт. О каждом из них можно рассказывать много и долго, также немалый интерес с точки зрения краеведа вызывают и такие личности, как учёные и путешественники Потанин и Брем, писатели Яблонский и Правдухин. О них и об Алтае и пойдёт дальше речь. Мы постараемся умозрительно пройтись вместе с ними по их давним маршрутам, внимательно вглядываясь в окружавшие путешественников пейзажи, вчитываясь в каждое слово, которыми они старались сохранить и передать свои впечатления о природе Алтая и о людях, населявших его. Безусловно, список наших визави далеко не окончательный, вне контекста этой заметки остались поэты, в творчестве которых ясный след оставил Алтай, Иртыш… Надеюсь, достойное место в предстоящих заметках займут наши земляки Г. Гребенщиков и Е.Пермитин…  Перечислять фамилии, достойных упоминания и цитирования разного калибра и занятий людей, в самое сердце пораженных красами Алтая, я на этом прекращаю. Но они обязательно будут появляться там, где в качестве цитат их мысли и чувства будут востребованы, полезны и необходимы.
Утрачено немало, особенно это касается живого мира, впрочем, что греха таить, от человека досталось и неживой природе. А Алтай по-прежнему многолик, но, увы, менее многоводен. Мы уже вкратце познакомились с персонами, оставившими письменные следы в истории горной страны, раскинувшейся неподалёку от географического центра Евразии. Настало время сделать следующий шаг и познакомиться  с одной из общих тем.  В качестве первой я выбрал Убу…
Когда-то, давным-давно, въезд на территорию современного Казахстанского Алтая с северной стороны обычно осуществлялся через столицу губернии – город Семипалатинск**, а выезд – через село Шемонаиха***, расположенное на правом, высоком берегу Убы.
Петр Симон Паллас – европейский профессор, ставший петербургским академиком, первым из учёных такого калибра посетил предгорья Казахстанского Алтая. Почти 250 лет назад, 30-летний учёный-энциклопедист, покинул Омск. Впереди – главная цель этого этапа экспедиции: «до Усть-Каменогорска и до лежащего по реке Бухтарме хребта гор». Могучая, своенравная и своевольная природа внесла немалые коррективы в планов громадьё!
Миновав Семипалатинск и доехав до Шульбы**** он записывает в дневник: «Во время путешествия, я, увлекаясь собиранием растений, часто отходил от повозок довольно далеко. А особливо в последнее время от бывшей почти каждой день студеной непогоды, выдержал  столь много попеременно воспалений и простуд. Еще до прибытия в Шульбу, я начал чувствовать проявившееся здесь столь великое расслабление и с толикою жестокостью – что едва был в силах встать с постели или сесть в повозку.
Будучи в надежде найти более спокойствия и удобности в новонаселенной деревне Красноярке ***** при Убе, 30 июня отправился я в оную, и оным же днём достиг сей деревни, в тридцати пяти вёрстах лежащей от Шульбы. Ехали столь тихо, сколько болезненные мои обстоятельства того требовали».
За времена, промелькнувшие с тех пор, изменилось многое. Уба, в нижнем своём течении испытала на себе, скажем так, точечные воздействия со стороны цивилизации. Дельта реки, назовём её убинским прииртышьем, затоплена водами последнего рукотворного моря на территории ВКО – Шульбинского водохранилища. Затоплено и перенесено одно из старейших селений на территории области – Уба-форпост, подобная участь должна была постигнуть и Убинку. Выше старой приступили к строительству новой. Но водохранилище не достигло проектной отметки и на левом берегу Убы сохранилась старая Убинка, а повыше неё появился огрызок новой. Отдельной темой, думаю, станет короткая – около 20 лет, но интересная история посёлка  Убаредмет, возникнувшего и исчезнувшего уже при Советской власти.
Немногим выше Красного Яра по обе стороны Убы раскинулись два отработанных карьера, выше них через реки возведено два моста – железнодорожный, недалеко от Усть-Таловки и автомобильный в Шемонаихе. Добавилось деревень, да распахано почти все, что можно.
Вернёмся в прошлое:
«В Красноярской деревне нашёл я покои для моей остановки гораздо худшие, нежели какие в Шульбинской оставил, и сверх еще сего по причине отражаемого солнечного жару ярами, лежащими около деревни, и вредной воды в Убе. Место сие для больного весьма было нездорово. Я был уже не в состоянии продолжать путь, ибо болезнь совершенно мною овладела и заставила меня несколько недель лежать в постели. Продолжение предпринятого путешествия до Усткаменогорска и до гор по реке Бухтарме пришлось отставить – хотелось завершить всё намеченное на сей год . Но дабы описать сию часть границ, и её достопамятности, того ради отправил я шестого июля студента Никиту Соколова, , и с ним живописца моего, к Устькаменогорской крепости , дабы до сего места, местности по обе стороны Иртыша лежащие и хребет гор до Алея описал. Оттуда же положил я им возвратиться на Змеевские горы, где я их буду ожидать.»
Вернёмся в Красноярское: "Такой дождливой непогоды, какая сего лета была, весь июль едва ли пять дней прошло, в которые бы не было суровой погоды и сильного дождя, старые жители и припомнить не могут.
Местная вода нехороша, употребление её причиняет жестокую лихорадку, а особливо новопришельцам. Хотя Уба – река нагорная и к тому же имеет песчаное дно и, следовательно, вода должно бы быть чистой, но высокие глинистые берега обмываемые водою и содержащие в себе медную руду, воду до крайности портят. У Красноярска оная от глинистого берега, при каждом дожде столь мутна и густа, что хотя ее и варить, то она чище не будет. Нерадивые сии мужики, вместо того, чтоб избежать вреда, и искать иных, хороших ключей, сносят все происходящие неудобства. Что лихорадка происходит от воды, содержащей в себе глину, есть не опровергаемое доказательство: во время трёхнедельного моего пребывания в Красноярске все, при мне бывшие люди, исключая одного, от употребления воды один за другим занемогли лихорадкой. У одних была лихорадка переменная, а у других временная. Те, которые занемогли позже, выздоровели по выезде моём отсюда весьма скоро, употребляя лекарства. Напротив, другие, которые во время своей болезни должны были оную воду употреблять, долго еще были больны".
Чувства Палласа, его неудовлетворённость, переходящую в недовольство Убой понять можно: вместо поездки в крепость  Усть-Каменогорскую и к пределам Китайской империи, оказаться запертым в глухой деревушке  о двадцати дворах не есть  здорово. Отличительной особенностью Красного Яра и поныне служат закрывающие запад высокие отвесные яры. Ученый упоминает  об окрестных курганах. Сегодня в Государственный список памятников истории и культуры местного значения внесены четыре курганных группы и одиночный курган! На восток же просторы открыты и прошепчи кто Палласу, что в той стороне через 200 лет в паре десятков километров появится огромных размеров карьер, он бы, трезво оценивая возможности современников, наверняка бы не поверил сей побасёнке. А отвалами карьера будет засыпан   поселок при Николаевском руднике. В нём через век с небольшим родится Георгий Гребенщиков. Он стал первым, профессионально и поэтически описавшим «реку Убу – дочь юго-западного Алтая».
Реки связывают людей: кого через времена, кого через расстояния. Благодаря Убе в этом тексте встретились две незаурядные личности – учёный-энциклопедист Петр Симон Паллас и замечательный писатель, певец Алтая – Георгий Гребенщиков.
* Ныне –Алтай**Ныне – Семей. *** Ныне –  город. **** Ныне, возможно, – Новая Шульба ***** Ныне – Красный Яр

А. Морозов