(1915-1971 гг.)

В сороковые годы строительство Челябинского металлургического комбината (до 1983 года - завод) называли «тыловым фронтом». Большую часть первостроителей и перворабочих Челябинского металлургического завода составляли трудмобилизованные.

Одним из таких трудмобилизованных был и мой отец, выходец из Курчумского района Манасбай Исаұлы. Он родился в 1915 году. В 1942 году был призван Курчумским районным военкоматом и направлен в ряды действующей Красной Армии. Однако по дороге был перенаправлен на Челябинский металлургический завод, выпускающий вооружение для обороны. Следуя девизу «Все для фронта! Все для Победы!» трудармейцы работали по 12-14 часов в сутки, жили в неотапливаемых бараках, питались баландой из гнилой капусты и картошки.
К концу войны, в результате взрыва плавильной печи на заводе, отец оглох. Полученное лечение не принесло улучшения и в начале 1945 года мой отец вернулся домой инвалидом по слуху.

По возвращении на Родину отец создал семью с нашей матерью Күләзией, воспитал двоих детей. До самой смерти отец самоотверженно трудился в колхозе с. Каратогай Курчумского района. В 1956 г. он был награжден медалью «За освоение целинных земель» и Грамотой Президиума Верховного Совета СССР за вклад в сдачу миллиона тонн зерна в закрома Родины. В 1971 году последствия тяжелой травмы, полученной на Челябинском металлургическом заводе, дали о себе знать, отец заболел и умер. Ему было всего 56 лет.

Отец не любил вспоминать и тем более рассказывать о своем пребывании в трудармии. Да и сама эта тема до недавнего времени была под запретом. Правду восстанавливают только сейчас. А между тем трудармейцы, наряду с тружениками тыла, как могли приближали Победу, отдавая все свои силы и здоровье трудовому фронту.

Я, мои дети и мои внуки всегда будем свято чтить память моего отца Манасбая Исанова. Ведь кто знает, как сложилась бы моя собственная жизнь, если бы я с детства не впитала на подсознательном уровне набор высоких нравственных ценностей – тот самый стержень, который помог в годы Великой отечественной войны выстоять и выжить моему отцу.

Аникей Манасбаева

г.Усть-Каменогорск

В годы войны женщины заменили мужчин на речных судах Верхне-Иртышского пароходства.

Приказ о выселении стал для нас громом посреди ясного дня. Нам дали несколько дней на сборы и разрешили взять с собой лишь немного вещей. Люди в суматохе бросились собирать в дорогу самое необходимое: одежду, продукты. Всё происходило как в страшном сне.

В день отправки мы спешно погрузили вещи на повозку, собрали детей (их у нас было четверо), с нами ехал и престарелый отец мужа. Отправились на станцию. Позади была печальная картина: брошенные дома, скотина во дворах, собаки бежали вслед за нами и выли, люди плакали. Невыносимо было видеть всё это. Мы проехали уже приличный участок пути, как вдруг обнаружили, что нет нашей маленькой Розы, ей лишь несколько дней назад исполнилось шесть. Муж в тревоге побежал назад в село искать ребёнка. Когда он добежал до дома, то увидел, что дочка мирно спит под деревом во дворе. В суматохе мы забыли о ней. Он схватил Розу, быстро бросился догонять нас. Слава Богу, теперь мы были все вместе.

P.S. Когда бабушка и позже мама пересказывали мне эту историю, то часто говорили, что если бы тогда не спохватились вовремя, кто знает, как бы сложилась судьба мамы».

По воспоминаниям Елизаветы Бургарт (1897–1986), с. Ново-Николаевка Усть-Лабинского района Краснодарского края, выселенной в сентябре 1941 г. в Восточный Казахстан. Записала Людмила Бургарт.

Я открываю ранее засекреченную информацию в книге Н.Э.Вашкау «Сарепта. Территория памяти» и нахожу список жителей немецкой национальности колонии Сарепта (г. Сталинград, август 1941года), где в списке под № 3 на странице 24  шестой семьёй записана семья Штейнле Эдуарда Ивановича 1914 года рождения. Его русская жена Корпенко Александра Ивановна 1918 года рождения и две дочери Альвина (1940 г.р.) и Лидия (1941 г.р.) тоже значатся в этом списке.

В канун юбилея со дня рождения Лидии Эдуардовне Штейнле (30 марта ей исполняется 70 лет) я побеседовала с ней и вот, что она мне рассказала о трагических годах военного и послевоенного периода жизни семьи российских немцев Штейнле.

- Память о трагедии российских немцев возвращает меня к страшному дню депортации сарептян. Из рассказов моей мамы Александры Ивановны, русской женщины, я узнавала, как начиналась гибель благоустроенного, цветущего уголка под названием «Сарепта». Более двух тысяч человек погрузили на баржи в затоне. В большинстве своём колонисты были верующие люди-лютеране и когда баржи отплыли от берега, то стихийно, как стон души, зазвучала песня Иисуса “Jesu, geh voran”(Будь Вождём ты нам!), автором которой является Николаус Людвиг фон Цинцендорф. Песня всё увереннее и крепче звучала, передавая силу Господа от одной баржи к другой, вселяя сарептянам дух надежды.

                               «В трудный жизни час

                                 Подкрепи Ты нас,

                                 Чтобы мы в пору печали

                                 Не стонал, не роптали,

                                 Ведь к Тебе из бед

                                 Лишь проложен след!»     

Моей сестре Альвине было в 1941 году всего два года, а я была грудным пятимесячным ребёнком. Дорога была трудной до самой Восточно-Казахстанской области. Там начались прощания. Отца забрали в трудармию на лесоповал вблизи Усть-Каменогорска, а маму с двумя малолетними дочками разъединили с бабушкой и другими родственниками. Бабушка просила оставить ей меня, но мама отказалась. Так, расставшись в 1941 году, мама больше не встретилась ни с нашим отцом, ни с другими родственниками.

- А что случилось с Вашим отцом Эдуардом Штейнле?

- в эту зиму были суровые морозы, даже птицы замерзали на лету. На лесоповале условия труда были жёсткие, питание скудное. Писем от отца мама не получила ни одного и однажды, ближе к весне 1942 г. маме приснился сон. Её любимый Эдуард идёт, а мама кричит ему: «Эдик, Эдик, ты куда?». Но он шёл не к маме, а к горе. Мама проснулась, это был только сон, Эдика рядом не было. Что с ним? Как хочется обнять его, расспросить и рассказать обо всём. Ох, эта проклятая война, эта несправедливая депортация! Сон оказался в руку. Кто-то передал маме маленькую записку, в которой была короткая строчка: «Ваш муж не пережил суровую зиму, его больше нет». В 1992 году я сделала запрос о месте захоронения отца. Ответ из официальных органов меня шокировал: «Умерших не учитывали».

А маме нужно было стать ещё и сильной. Ведь мы, её дочки, смотрели на неё вопрошающе- мы всегда хотели есть! Для мамы эти годы были годами борьбы за физическое выживание. По образованию мама была учителем. Окончила ещё в Сталинграде педагогическое училище, но на новом месте в аулах Больше-Нарымского района Восточно-Казахстанской области её знания не были востребованы. Местное население, в основном, казахи со страхом встретили непрошенных гостей. Предварительно советские идеологические работники распространяли мифы о своих-же гражданах, российских немцах, как о рогатых чудищах. При встрече маму даже трогали руками за голову, чтобы убедиться в наличии рогов. А у мамы были красивые косы и, убедившись в обратном, казашки доброжелательно стали относиться  к нам. А в спецкомендатуру надо было ходить за 10 километров отмечаться.

В 1952 году мы переселились в Верхнюю Теректу в деревянный дом с крыльцом. Это были по моим понятиям «хоромы». Открылась школа, где мама стала работать учительницей,  и нам жить стало полегче.

- Но это всё-же тяжелые воспоминания. А что для Вас Сарепта?

- Сарепта – моя Родина, моя память, моя боль. Мама очень часто рассказывала о том, что недалеко от нашего дома был Ергенинский источник и место, где мы жили называлось «Верблюдами». Верблюды действительно водились в Сарепте только в детские годы моей мамы. А вот родники и по сей день одаривают сарептян своей хрустальной водицей. Пусть-же это чудо природы остаётся для наших потомков!

- Какую роль в Вашей семье играл немецкий язык?

- Мой отец был носителем немецкого языка в семье. Мама тоже знала и владела немецким языком. У меня собралась большая библиотека с книгами на немецком языке. Своей дочери я читала много  немецких сказок и другую серьёзную литературу немецких авторов.

- Когда Вы вернулись в Волгоград?

- Только в 1970 году я вернулась в Сарепту, но в прописке мне было отказано. Знакомые посоветовали поехать в Дубовку. Там я встретила отзывчивого и мудрого заведующего Районо В.Ф. Кузнецова. Он проговорил  со мной около двух часов, принял меня на работу секретарём, тут – же при Районо освободили комнату, поставили мебель  и я там прожила 4 года. Здесь – же я поступила в Пединститут и закончила его в 1976 году. Всю жизнь я проработала в школе, преподавала русский язык и литературу.

-  Уважаемая Лидия Эдуардовна, поздравляем Вас с юбилеем – 70-летием со дня рождения! Радуемся вместе с Вами, что Вы не утратили прекрасных человеческих качеств, чувства сострадания, любви  к ближнему и интерес к своим немецким корням.

Интервью брала зам. руководителя ЦНК имени братьев Лангерфельд Нелли Третьякова.

Фото: Вадим Третьяков. Использованы также фото из семейного архива семьи Штейнле. Март 2011 г.

Деректер

Источники

Штейнле Лидия Эдуардовна [Электронный ресурс] : [интервью] // Путь народа : [сайт]. – URL: https://volksweg.rusdeutsch.ru/14/21 (дата обращения 13.11.2020)

В 2025 году Великой Победе исполняется 80 лет. Обращаясь к источникам памяти о сороковых роковых мы отдаем дань глубокого уважения героизму и подвигу наших предков. Они задали для нас высочайшую моральную планку и служат нравственным ориентиром для молодого поколения казахстанцев.

Обычный воскресный день 22 июня 1941 года разделил жизнь миллионов людей на ДО и ПОСЛЕ. Грянула война. Большая многонациональная страна сжалась как гигантская пружина: «Всё для фронта! Всё для победы над врагом!» На военный лад была перестроена деятельность всех научных, учебных и культурно-просветительных учреждений. Великая Отечественная война выдвинула новые ответственные задачи и перед библиотеками.

Уже в первые дни войны Наркомпрос РСФСР и ЦК профсоюзов, работников политико-просветительных, учебных и научных учреждений опубликовал специальное обращение «Ко всем работникам просвещения РСФСР» – о перестройки работы школ, вузов, библиотек и различных просветительных учреждений. В обращении подчеркивалось, что их деятельность следует перестроить так, чтобы она была полностью подчинена интересам обороны страны, организации широкого разъяснения в массах грабительского характера войны, систематического ознакомления трудящихся с решениями партии и правительства, широкой пропаганде военных знаний, правил противовоздушной, химической и санитарной обороны.

Библиотечным работникам рекомендовалось организовать в библиотеках ежедневные читки газет, разрабатывать книжные выставки, составлять рекомендательные списки литературы по военной тематике. Особое внимание обращалось на обслуживание производственных и сельскохозяйственных предприятий, сборных пунктов, мобилизованных воинских частей передвижными библиотечками военно-оборонной и политической литературы.

Эти же задачи рекомендовал выполнять и приказ «О работе массовых библиотек в военное время» (октябрь 1941 г.). Он обязывал библиотеки информировать читателей о военных действиях, боевых подвигах бойцов и командиров, трудовом героизме трудящихся в тылу, помогать обучению граждан военным специальностям и новым производственным профессиям.

Но еще до приказов и постановлений о перестройке страны на военные рельсы, «бойцы культурного фронта» сами пошли в народ «с громкими читками» книг и газет. С книжками-самоделками из газетных вырезок стихов и самых ярких статей. Шли в семьи ушедших на фронт, в госпитали, в рабочие общежития. Агитировали молодежь за учебу в вечерней школе.

В годы Великой Отечественной войны (1941-1945) не прекращала своей работы и Восточно-Казахстанская областная библиотека имени А.С. Пушкина. Хотя проблем было очень много, в первую очередь с помещением. Недаром устькаменогорцы прозвали её «кочующей» библиотекой. Где она только не побывала! В одной из городских школ, Доме партийного просвещения, книжном магазине. Тем не менее, ежегодно её посещали 600-700 постоянных читателей. «Число читателей растет. За июль, август и сентябрь добавилось 330 новых абонентов, а за 23 дня октября - 125» [3]. Из отчета библиотеки 1941 года: «Число читателей - 1750; общее число читателей, бравших книги и журналы по индивидуальному абонементу - 2185; Всего книг - 21177».

Библиотекари внимательно следили за сводками Совинформбюро и регулярно проводили информации и беседы о продвижении советских войск на фронтах войны. Своевременная и правдивая информация была необходима как воздух. Периодические издания, порой приходящие нерегулярно, буквально передавались из рук в руки. Каждый искал своё… Сведения об освобождении занятой врагом территории, хоть какаю-то весточку об ушедших на фронт мужьях, братьях, сыновьях. «Вечерами небольшой читальный зал библиотеки заполняется до отказа. Каждый день свыше 100 человек читают журналы, газеты, сообщения Советского Информбюро собранные в отдельных папках. Вдвое больше читателей приходит по воскресеньям» [3].

Для обслуживания читателей и всего населения в библиотеке проходили громкие читки, беседы, обзоры литературы, устраивались книжные выставки. «Книги не залеживаются в шкафах. Витрины, где каждый день выставляется новая литература, помогают посетителям быстрее выбрать нужную книгу. Большой спрос на такие брошюры, как «Умей обороняться от воздушного врага», «Звериное лицо германского фашизма», «Как стрелять из винтовки и ручного пулемета по вражеским самолетам и парашютистам», «Девушки - на трактор!», «Медицинские сестры» и другие» [3].

Несмотря на трудное военное время, библиотека старалась комплектоваться новой литературой, периодическими изданиями. Большое внимание уделялось комплектованию фонда литературы военной тематики, о подвигах советских людей на фронте и в тылу. «Об интересе к военным вопросам, к героическому прошлому нашего народа красноречиво рассказывают абонементы читателей. Комсомолец Григорий Коротков. Он уже на фронте. Работая, готовясь стать бойцом Красной Армии, Коротков воспитывал в себе любовь к родине, смелость и бесстрашие в бою. Он прочел книгу о Козьме Минине, организовавшем народное ополчение для защиты Москвы. Прочел комсомолец Коротков и книгу о великом летчике нашего времени - Валерии Чкалове. Книга «Суворов» рассказала читателю Ягодкину о выдающемся русском полководце, о славе русского оружия, о героических походах русских войск. Формуляр тов. Ягодкина лежит в сторонке тов. Ягодкин, как и Коротков, ушел в Красную Армию» [3].

Наряду с произведениями советских писателей о народных героях, нарасхват читалась техническая литература. Большое воспитательное значение имели книжные выставки, посвященные военной тематике. «Работники библиотеки делают очень большое дело, продвигая в широкие массы советскую книгу. Это особенно важно теперь, в дни отечественной войны. Тяга к чтению огромна. Книга не только дает знания, но и является оружием. В дни отечественной войны приток читателей еще более усилился. Возрос интерес к общественно-политической и оборонной литературе. Понятно почему. Сейчас каждый патриот социалистической родины старается изучать военное дело. В этом ему помогает книга. С большим интересом прочитываются книги о советском оружии. Недавно возвращена книга об устройстве пулемета. Тот, кто ее читал, на днях уехал на военные курсы» [3].

Библиотека старалась обеспечить слушателей литературой по военному делу и медицине, выходила с литературой и в другие учреждения, населенные пункты. «Сейчас, когда миллионы трудящихся овладевают военными знаниями на пунктах всевобуча, необходимо, чтобы библиотеки приспосабливали всю свою работу к нуждам этой группы читателей. Приобретать новинки по военному делу, оперативно устраивать выставки литературы, наглядных пособий, наилучше обслуживать запросы интересующихся военным делом боевая задача библиотечных работников» [3].
«Библиотека не ограничивается обслуживанием тех, кто сам приходит. Выделена передвижка. Она за последние четыре месяца выдала свыше 1.200 книг. Передвижкой пользуется население села Буденновки, Кировского района, через избу-читальню. Передвижные библиотеки организованы в родильном доме, в ряде сельских школ» [3]. Передвижки комплектовались самой разнообразной литературой от художественных произведений до книг по различным ремёслам «Библиотека пополняется новинками. За 4 последних месяца приобретено свыше 2000 книг. Это, главным образом, книги на общественно-политические и оборонные темы, рассказы о героях великой отечественной войны против фашизма» [3].

Военное время наложило свой отпечаток и на формы библиотечной работы. При библиотеке были организованы занятия, кружки по изучению военно-санитарного дела, противовоздушной и противохимической обороны.
«В современном бою, при большой насыщенности войск огневыми средствами, неизбежны крупные потери. Раненые бойцы Краевой Армии нуждаются в заботливом медицинском уходе. Многие из вас недавно в кино с волнением следили за самоотверженной работой фронтовых подруг-дружинниц Красного креста. Сейчас, когда родина в опасности, девушки и женщины патриотки горят желанием идти на фронт. Но одного желания мало. Нужны знания, необходимо иметь санитарную подготовку, иначе на фронте мы принесем мало пользы. В коллективе областной библиотеки 10 работников, все - женщины. Мы организуем кружок по изучению военно-санитарного дела и противохимической защиты. Предлагаем всем читателям, домохозяйкам, желающим получить оборонные знания для защиты родины записаться в наш кружок» - писала газета «Большевик Алтая» в 1941 году [2].

Так небольшой коллектив сотрудников областной библиотеки им. А.С. Пушкина вносил свою лепту в общее дело Победы. Библиотекари не жаловались на тяжкий труд, на суровые условия, на скромную зарплату. Они отдавали все свои силы, несли людям информацию, знания и совсем не считали свою работу героизмом. Но в памяти благодарных потомков они навсегда останутся настоящими героями своего времени. Скромными героями, которые в тяжелых условиях военного времени показали пример самоотверженного труда и высочайшей силы духа! Помним! Гордимся! Чтим!

Литература:

1. Аубакиров, А.А. Восточный Казахстан в годы Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. (документы Государственного архива Восточно-Казахстанской области) / А.А. Аубакиров. // Великая Отечественная война: история, методология, современное осмысление : материалы научно-практической конференции / Управление архивов и документации Восточно-Казахстанской области. - Усть-Каменогорск, 2015. - С. 8 - 21.

2. Чарухина, А. Домохозяйки, записывайтесь в наш оборонный кружок! [Текст] : [в областной библиотеке проводится запись на кружки] / А. Чарухина // Большевик Алтая. - 1941. - 27 июня.- С. 2.

3. Хижняк, А. Боевая задача библиотек [Текст] : [обслуживание в библиотеке во время ВОВ] / А. Хижняк // Большевик Алтая. - 1941. - 31 октября.

Интернет ресурсы:

Сороковые, роковые… - Текст : электронный // Восточно-Казахстанская областная библиотека им. А.С. Пушкина : [сайт]. - 2020. - URL : http://pushkinlibrary.kz/ru/letopis-biblioteki/457-sorokovye-rokovye.html (дата обращения: 15.05.2020)

Чем ближе приближаемся к третьему тысячелетию, тем слабее в памяти история края, в которой за минувшее столетие произошло много разных событий. Несколько лет подряд в семидесятых годах я была ректором культуры в Предгорном.  В нашем Доме культуры звучали интерейснейшие лекции по истории края.
 Некоторые из них читал учитель истории средней школы И.А. Галошин, приглашали и работников областного музея. Они использовали архивные данные Змеиногорска Алтайского края, поскольку во второй половине восемнадцатого века село Красный Яр, было приписано к Колывано-Воскресенским заводам (расположенным в Змеиногорске) Томской губернии. И лишь в девятнадцатом веке создан Усть-Каменогорский уезд Семипалатинской губернии, куда была включена Предгорненская волость. В 1935 году село стало называться Предгорное, в связи с организацией Предгорненского района.
Красным Яром оно называлось из-за высокого глиняного яра над речкой Краснояркой, протекающей через все село. Столетие назад она была бурной и почти такой же полноводной, как Иртыш. Волны плескались у горы Гребень, а по реке, по современным меркам можно было до самой Веселовки плыть на теплоходе типа «Ракета». А нынешние глиняные яры служили ей берегами. Но воды становились все меньше. Река уступала место плодородным полям, огородам.
Если заглянуть в первое тысячелетия до н.э., нашу землю населяли саки-сарматы, а в VI-V веках на территории нашей области кочевали на запад гунны, потом появились скифско-сарматские племена кочевников. Из них образовались большое племенное объединение саков, которые знали добычу золота и его обработку. В верховьях Иртыша в Колбынских и Нарымских горах встречались разработки горных пород по добыче золота, меди и олова.
В 13-14 веках в верховьях Иртыша и озера Зайсан были кочевые племена найманов, а на среднем течении Иртыша – каймаков, в 18-19 века – джунгар-калмыков. На это указывают находки: в Зевакино – меч кочевников-скифов, что подтверждено письменными сведениями древних греческих авторов о племенах. В красной Заре между гладкими плитами, стоящими боком, найдено захоронение нескольких человек, относящихся, как считают специалисты по состоянию костей, к временам до нашей эры. Копая погреб, хозяева трижды натыкались на пару плит, меж которыми был скелет. В суеверном страхе бросили и выкопали его совсем в другом месте. За селом в урочище «Варлашкино» обнаружен выложенный плитами диаметром 5 метров курган. В каменной стенке замурованное бронзовое копье, литый бронзовый фигурный наконечник и 5 широких бронзовых серпов VII-VIII веков. Там же в ходе раскопок под руководством А.Н Алексеенко (в семидесятые годы он был кандидатом исторических наук пединститута) найдено захоронение знатной женщины, судя по золотым и бронзовым украшениям.
При прокладке первого водопровода в селе возле бывшей автостанции обнаружили гнилые остатки бревен, закопанных торчком, вертикально и плотно друг к другу. Это была крепостная стена от берега Красноярки до берега Иртыша. На выступе-полуострове между реками была крепость. В 17 веке кочевали джунгары, пришедшие из пределов Монголии. В 1770 г. Екатерина II ссылает на Иртыш 138 запорожских казаков за непослушание, затем из острогов-тюремщиков и две тысячи детей отставных солдат. Все прадеды и прапрадеды предгорненцев были ссыльными. Их назвали чалдонами, видно, по названию рек Запорожья – Чал и Дон. Поскольку здесь было мало русских женщин, они женились на калмычках, киргизках и казашках. Екатерина II, обеспокоенная этим, распорядилась послать 77 «годных для замужества ссыльных женщин», 24 ссылались за убийство своих мужей, 10 – за убийство детей, остальные – чахоточные.
В семидесятых годах 18 века закладывалась Бухтарминская крепость, и вся левобережная часть Иртыша на 10 верст вглубь отдана в Казну, коренные казахи выселены с этих земель, произошло размежевание крестьянских укреплений, которые появились стройной линией: Убинский форпост, станица, Уваровская и Усть-Каменогорская крепость.
В селе Предгорном было три мельницы – на древесном угле. Позже появились три водяных. В 900-х годах появились просорушка и маслобойня, делали кирпич, ткали холсты, из кожи – сбруи, мастерили телеги, деревянную и гончарную посуду, катали пимы. На месте нынешней школы купец Каримов открыл маслозавод. Масло пароходами отправляли в Семипалатинск. Была в селе была сукновальня (в районе нынешнего элеватора),  приводимая в движение водой.
Три кабака частных лиц сменила позже государственная винная лавка с целовальником (продавец вина). На месте почты была лавка купца Каримова. Пушнину и рябчиков заготавливал купец Вильке. Заготовку зерна, дубильной коры, свиных туш вел купец Быков, чья усадьба за нынешней школой при советской власти была отдана райкому партии, а после - редакции районной газеты, потом досталась библиотеке, Он продавал плуги, сенокосилки, лобогрейки. Хлеб сначала на карбузах, а потом (1888-1897 годах) на пароходах или санным путем отправляли в Семипалатинск.
Лечили население знахари: зола осиновой коры помогала от чесотки, ягоды крушины – от коликов в животе, корень ира – от лихоманки, заговоры – от родимчика у младенцев, укуса змеи, грыжи у стариков. Чахоточных калек и припадочных купали в проруби – иордани во время Крещения. Старожилы уверяли, что хворь, как рукой снимало.

Деректер

Источники

Муравьева, А. История родного края [Текст] : [История с.Предгорное (Красный Яр) Глубоковского р-на] / А. Муравьева // Огни Прииртышья. - 1999. - 29 мая.

(Из жизни немецкой семьи, члены которой участвовали в Трудовой Армии)

Указом Верховного Совета СССР «О переселении с постоянного места жительства немцев Поволжья» от 28 августа 1941 года, где они указаны как «многочисленные лица, склонные к совершению террористических действий и шпионажа, направленных против СССР». В эти годы депортации подлежат свыше трех миллионов человек. «Неблагонадежные» народы были переселены в специальные районы Сибири, Урала, Средней Азии, Казахстана. Они работали на шахтах, лесоповалах, в сельском хозяйстве в неимоверно сложнейших условиях. В результате многие погибли по дороге кместу пребывания, от голода и насилия. Трудоспособные мужчины в возрасте 15-55 лет и женщины 16-45 летнего возраста были отобраны в ряды «Трудовой Армии». Особенно в Трудовой Армии пострадали представители немецкого народа.

Семья Роот была депортирована из города Бальцер (Красноармейск) Саратовской области. Из воспоминаний Лидии Генриховны Роот: «После выхода Указа Сталина, в течении 24-х часов нужно было собраться. С собой разрешалось брать только деньги и документы. Дома депортированных были окружены солдатами с автоматами. Моя бабушка Мария Яковлевна, 1897 года рождения с дочерьми Мариной и Марией были переселены в Алтайский край, сын Александр был направлен на Урал, а шестнадцатилетний юноша Виктор - в Кемерево. Прибыв в село Хуторка Сибири, они были определены на работу на лесоповал. Переселенцы находились под строгим контролем, без разрешения им запрещалось передвигаться. Депортированные народы лишались всех гражданских прав. Получив травму глаз, бабушка осталась на всю жизнь инвалидом по зрению.  

Старший сын семьи, мой отец Генрих Генрихович родился в 1920 году. В 1941 году из города Бальцер был призван в Германию, где служил в артиллерийском полку № 1667 до ноября 1941 года. В то время всех служивших в армии немцев собрали в городе Ворошиловград и депортировали в дальние края, в глубь СССР. В ноябре 1941 года мой отец прибыл в поселок Белоусовка Кировского (ныне Глубоковский) района Восточно-Казахстской области. С этого дня он работал на шахте по 18 часов в сутки. В 1943 году там же на стройке знакомится с русской девушкой и женится на ней. Однако, в течении длительного времени брак не был зарегристрирован. Так как брак между русскими и немцами не разрешалось. Несмотря на то, что я родилась в 1945 году, мое свидетельство о рождении было выдано только после рождения моего младшего брата в 1948 году. Наша семья находилась под контролем комендатуры до 1956 года. Иногда проверка осуществлялась в ночное время. Отец работал добросовестно, был награжден медалью «За доблестный труд», Почетными грамотами. Именно этот факт сыграл положительную роль в воссоединении семьи Роот. Бабушка, братья и сестры отца собравшись в Белосовке, жили в семером в одной комнате барака. Пережив депортацию в трудное время для страны, наша семья всегда отмечала гостеприимство и доброту казахского народа, который всегда протягивал руку помощи немцам»,- так вспоминает Лидия Генриховна Роот.

Сегодня Лидия Генриховна проживает в городе Усть-Каменогорске, является членом немецкого этно-культурного объединения «Видергебург», являясь руководителем фольклорной группы активно участвует в общественной жизни Дома дружбы народов областного центра.

Легенда эта о красоте неземной, о любви чистой да о злобе лютой....

Некогда был аул на реке Сибинка. Аул был хоть и небольшой, но дружный, часто там устраивались разные ярмарки, состязания, много тоев проводилось да айтысов. Но больше всего аул славился своими красавицами. Со всей округи съезжались сюда девушки, чтобы себя показать да победить в различных конкурсах. Но ни разу девушки из Сибинки не уступали по красоте и рукоделию.

А. самыми прекрасными были пять сестёр: Шалкар, Торткара, Садыр, Коржын и Кара. Они считались не только внешне очень при­влекательными, но и умными, задорными и душой чистыми. А ещё в ауле жила Даяна, такая же красивая, как и все девушки этого аула. Вот только душа ее была черна, и зависть к другим девушкам безгранична, словно сама тьма заняла ее сердце: джигитов, приходивших свататься, грубо гнала со двора, с ребятнёй не играла и никогда не считала нуж­ным помочь, даже родной матери.

Прославляли девушки аул с каждым днём, и всё ярче разгорался огонь славы. Не могла не дойти и до Хана Абылая весть о красавицах. И собрался Абылай навестить Сибинку интереса ради. Собрал он сво­их друзей-батыров и отправился в путь. Конечно, и до Сибинки до­шли слухи, что сам Хан решил посетить их скромную обитель. Весь аул дружно взялся за приготовления к приезду гостей, только Даяна, узнав о приезде Абылая, закрылась в своей юрте и никого не пускала.

Жители аула приготовили пышное празднество в честь приезда знатных батыров. Столы ломились от разных яств: и баурсаки, и казн, и бесбармак, и многое другое.

Той оказался знатным, и все приезжие воины - да зачем лукавить, и сам Абылай! - были очарованы здешними красавицами. Вот только, казалось, Даяну никто не замечал ни во время тоя, ни во время айтыса (к слову сказать, Даяна умело играла на домбре), и даже во время тан­цев ни один батыр не пригласил её на танец. Девушку обуревала лю­тая ненависть и безудержная ярость к девушкам, а особенно к Шал­кар, ведь ей оказывал знаки внимания сам Хан.

Ушла Даяна с праздника, никому ни слова не сказав. Злоба, ярость и ненависть полностью захватили ее. Не разбирая дороги, бе­жала Даяна целую ночь, ничего не видя и не слыша. Черным-черно было вокруг, но ещё чернее было на сердце у Даяны. Словно ледяной ветер бушевал внутри неё. Бежала она, шепча проклятия, и вдруг по­чувствовала, что отрывается от земли и летит, вращаясь вокруг себя. Превратилась Даяна в страшный смерч и полетела по белу свету, набираясь силы от людской злобы и несправедливости.

В это время в ауле закончился той, а хан и четверо лучших его воинов решили жениться на красавицах сёстрах. И на следующий день началась подготовка к свадьбе. Женихи отправились домой за калымом, но вот сердце их было не на месте. Не хотели джигиты оставлять своих невест, да что поделать. Чувствовали батыры, что красавицам беда грозит. Скоро пустились они в обратный путь, но до­рогу им преградила страшная буря...

Тем временем в ауле бушевал смерч. Ветер свистел так, что закладывало уши; небо заволокло самыми черными тучами; песок, словно стена, поднялся до неба и стал засыпать аул. А потом началась гроза, и молния раз за разом ударяла по юртам. Не могли батыры про­биться к своим любимым. Взмолились джигиты, чтобы оставил смерч жизнь девушкам. Впервые воины настолько верили в бога, и впервые молились настолько неистово, что немели губы. Аллах услышал мо­литвы любяших, но уже не мог дать пяти красавицам жизнь челове­ка...

Когда под утро смерч внезапно утих, от аула не осталось и следа. Красовались лишь на том месте пять озер, что поражали глаз своей красотой, чистотой и глубиной. А вокруг поднялись гранитные скалы, будто защищая озёра от всех напастей.

Джигиты не смогли найти достойных претенденток в жены, не смогли забыть своих красавиц, поэтому жизнь свою посвятили служе­нию народу. Абылай-хан вернулся к тем озерам и построил на сред­нем озере Шалкар Аблайкит - монастырь Аблая. В память о своей любви.

Арина Басова

Алтай славен лесами, а леса – грибами. Заявляю так не как знаток оных, а как поклонник тихой охоты. Если где-то сезон грибной охоты начинается осенью, то у нас, на благословенном Алтае, грибы можно брать уже весной. Шампиньон обыкновенный, как и все грибы, отзывчив на тепло и влагу. В предгорьях при дружной и мочливой весне  его высыпки можно найти уже в мае.
Гриб этот небросок, и по какой-то причине тяготеет к остаткам человеческого жилья, вблизи которых его частенько можно и обнаружить. Сами высыпки шампиньонов появляются неожиданно и в самых непредсказуемых местах: их встречаешь и на голых, щебнистых увалах сопок, и в тенистых, крутосклонных логах, поросших густой непролазной травой. И вот, среди духмяных зарослей конопли, лебеды, наткнёшься на нежданную полянку, на которой поселился грибной клан. Надо внимательно обыскать округу в поисках беглецов, среди которых могут быть как семейства, так и одиночки-гордецы. На вид шампиньон неказист, но привлекателен, особенно своей юной свежестью. Примечателен он и насыщенным, сытным грибным ароматом.
Стоп! Не будем забираться в кулинарные дебри, а скорей вернемся в предгорья Алтая. Ближе к осени обычны здесь степные грузди, валуи и вешенки. Неброские эти грибы под стать окружающим пейзажам.
Более весёлые, яркие грибы живут подальше – в сосновых борах, пихтачах,  ельниках  и смешанных лесах среднегорья.
Как-то довелось мне бродить у дельты речки Тополёвки. Я брёл по смешанному лесу, за спиной пряталась громада Курчумского хребта. Летний лес был красив, но красоты его я не замечал. Не зная тропы, я умудрился непонятным образом забрести в сплошной кочкарник. Кочки были невысокими – по колено, но частыми и хилыми. Этакие столбики, меж которыми хлюпала невидимая из-за травы вода. Идти, переступая с кочки на кочку, было невозможно – ноги постоянно оскальзывались и, после нескольких неудачных попыток, пришлось идти подобно журавлю, высоко поднимая ноги. Непривычный стиль требовал неусыпного внимания и приличных усилий. Вдобавок сильно мешала высокая трава, и я быстро вымотался. Кое-как добравшись до сухой гривки, я решил отдохнуть. Во рту пересохло, и хоть всюду была вода, пить из мочажин я не решался. В траве алели редкие ягоды костяники. Живительный сок был восхитительного пресноватого вкуса с еле ощутимым налётом сладости. Живая ягодная вода словно бальзам, смочила давно пересохшие губы и горло. Наслаждение вкусом оживило интерес, и я с любопытством стал рассматривать траву, деревья: куда всё-таки идти дальше? Не спеша собирая костянику, я обследовал гривку, и тут на глаза мне попался незнакомый гриб. Незнакомец был невысок, плотен, упруг и цветом напоминал синюю побежалость на стали. Блеск шляпки в лучах полуденного солнца отдалённо напоминал переливы на хитиновых доспехах некоторых насекомых. Даже вечное синее небо слегка поблёкло при виде такого великолепия. Восхищённый, я долго любовался тёмно-синей побежалостью шляпки, мягкой, прозрачной зеленью смешанного леса, слегка густеющей к траве. Мне захотелось найти ещё один такой же гриб и к сбору ягод добавились поиски. Я забыл про дальнюю долгую дорогу, желание переполняло меня, и я челноком заходил по гриве. Нежданные подарки сами бросались в глаза и просились в руки. Поскольку их съедобность/несъедобность была для меня тайной за семью печатями, я решил набрать по одному грибочку каждого вида. Кроме мухомора. Ядовито-красный в белую крапинку гриб узнает каждый. Но, наткнувшись на очередной мухомор, шляпка которого была словно облита застывшим желе и переливалась всеми оттенками от светло- до тёмно-медового, я понял, что у знаменитого мухомора тоже есть родственники! В сбор их! Другие грибы тоже были великолепны, они словно драгоценные камни переливались яркими, чистыми красками. Поиски и находки так увлекли меня, что огромные пространства съёжились до размера небольшой песчаной гривки, но по-прежнему беззаботно одаривали путника. На сей раз грибами диковинных цветов. Среди найдёнышей не хватало изумрудных – наверно, им хорошо было прятаться в зеленой траве. Остальная радуга была в наличии – я с трудом удерживал её между пальцев. День угасал медленно. Медленно блёкли чистые, яркие краски, покрываясь лёгкой матовой пеленой. Но, даже потускнев, они не теряли своей девственной потаённой прелести.
К месту я добрался  к вечеру. Филиппыч уже был на своём сторожевом месте, курил у крыльца конторы, по стародавней фронтовой привычке пряча огонек в кулаке.
Филиппыч был удивительным стариком. Он доживал век бобылём, никогда не кичился ветеранством Великой войны, был неназойливо приятен в общении, но всегда мягко гнул свою линию – если таковая была. Родной брат его дослужился до генерала и проживал то ли в первопрестольной, то ли в Подмосковье. Иногда я с наивной простотой допытывался:
- Филиппыч, продавай избушку и к брату! Он, поди, поможет тебе квартирку получить. Как участнику Великой Отечественной. Там врачи, снабжение… Зачем тебе этот медвежий угол?
Он отмалчивался, поглядывая на далёкие склоны горбатого Курчумского хребта или на берёзы, на которые весной частенько присаживались по утрам косачи и без всякой, как мне тогда казалось связи, начинал рассказывать очередную байку из деревенской жизни.
Его-то, как старожила здешних мест, я выбрал в эксперты, ибо научная сила специализировалась на млекопитающих, рыбах и птицах и микологов среди них отродясь не было.
- Показывай, - с лёгкостью согласился Филиппыч.
- Обабок.
- Обабок.
Я удивился.
- Да обабок же!
Я удивился ещё больше. Все грибы, кроме мухоморов, по заключению доморощенного эксперта, оказались обабками. Я, по инерции любознательности и городской дотошности, долго пытал Филиппыча, намереваясь не мытьём, так катаньем нащупать какое-нибудь общепринятое название: сыроежка там, маслёнок, подберёзовик… Филиппыч не сдавался, и в ответ слышалось одно и то же. Категоричное: «Обабок».
- Обабки же! – вскричал вконец осерчавший и  рассердившийся на мою непонятливость эксперт, прутиком откатывая в сторону медовый мухомор.
- Эх, Филиппыч, старый что малый, - решил я немного проучить патриарха. - Заладил, как попугай, одно и то же, - сказал я, глядя на разноцветье грибов, гирляндой разложенных на высоком крыльце.
-Посмотри на  эту разноцветную гирлянду из алтайских лесов! Как можно такие разные грибы одним словом обзывать?! – вскричал я, доведённый до крайней степени каления упрямым дедом. И ткнул указательным пальцем в гирлянду!
Филиппыч улыбнулся легкой, светлой и немного хитроватой улыбкой, так красившей его; от давно выцветших глаз лучиками брызнули мелкие морщинки.
- Обабок – значит, съедобный! – наставительно, словно неразумному дитяти, пояснил мне Филиппыч скрытый смысл диалектизма.
…На память о Филиппыче у меня осталось редкое слово «обабок» и красивая метафора, которую я  и вынес в заголовок.

 Александр Морозов

Алтай славен лесами, а леса – грибами. Заявляю так не как знаток оных, а как поклонник тихой охоты. Если где-то сезон грибной охоты начинается осенью, то у нас, на благословенном Алтае, грибы можно брать уже весной. Шампиньон обыкновенный, как и все грибы, отзывчив на тепло и влагу. В предгорьях при дружной и мочливой весне  его высыпки можно найти уже в мае.
Гриб этот небросок, и по какой-то причине тяготеет к остаткам человеческого жилья, вблизи которых его частенько можно и обнаружить. Сами высыпки шампиньонов появляются неожиданно и в самых непредсказуемых местах: их встречаешь и на голых, щебнистых увалах сопок, и в тенистых, крутосклонных логах, поросших густой непролазной травой. И вот, среди духмяных зарослей конопли, лебеды, наткнёшься на нежданную полянку, на которой поселился грибной клан. Надо внимательно обыскать округу в поисках беглецов, среди которых могут быть как семейства, так и одиночки-гордецы. На вид шампиньон неказист, но привлекателен, особенно своей юной свежестью. Примечателен он и насыщенным, сытным грибным ароматом.
Стоп! Не будем забираться в кулинарные дебри, а скорей вернемся в предгорья Алтая. Ближе к осени обычны здесь степные грузди, валуи и вешенки. Неброские эти грибы под стать окружающим пейзажам.
Более весёлые, яркие грибы живут подальше – в сосновых борах, пихтачах,  ельниках  и смешанных лесах среднегорья.
Как-то довелось мне бродить у дельты речки Тополёвки. Я брёл по смешанному лесу, за спиной пряталась громада Курчумского хребта. Летний лес был красив, но красоты его я не замечал. Не зная тропы, я умудрился непонятным образом забрести в сплошной кочкарник. Кочки были невысокими – по колено, но частыми и хилыми. Этакие столбики, меж которыми хлюпала невидимая из-за травы вода. Идти, переступая с кочки на кочку, было невозможно – ноги постоянно оскальзывались и, после нескольких неудачных попыток, пришлось идти подобно журавлю, высоко поднимая ноги. Непривычный стиль требовал неусыпного внимания и приличных усилий. Вдобавок сильно мешала высокая трава, и я быстро вымотался. Кое-как добравшись до сухой гривки, я решил отдохнуть. Во рту пересохло, и хоть всюду была вода, пить из мочажин я не решался. В траве алели редкие ягоды костяники. Живительный сок был восхитительного пресноватого вкуса с еле ощутимым налётом сладости. Живая ягодная вода словно бальзам, смочила давно пересохшие губы и горло. Наслаждение вкусом оживило интерес, и я с любопытством стал рассматривать траву, деревья: куда всё-таки идти дальше? Не спеша собирая костянику, я обследовал гривку, и тут на глаза мне попался незнакомый гриб. Незнакомец был невысок, плотен, упруг и цветом напоминал синюю побежалость на стали. Блеск шляпки в лучах полуденного солнца отдалённо напоминал переливы на хитиновых доспехах некоторых насекомых. Даже вечное синее небо слегка поблёкло при виде такого великолепия. Восхищённый, я долго любовался тёмно-синей побежалостью шляпки, мягкой, прозрачной зеленью смешанного леса, слегка густеющей к траве. Мне захотелось найти ещё один такой же гриб и к сбору ягод добавились поиски. Я забыл про дальнюю долгую дорогу, желание переполняло меня, и я челноком заходил по гриве. Нежданные подарки сами бросались в глаза и просились в руки. Поскольку их съедобность/несъедобность была для меня тайной за семью печатями, я решил набрать по одному грибочку каждого вида. Кроме мухомора. Ядовито-красный в белую крапинку гриб узнает каждый. Но, наткнувшись на очередной мухомор, шляпка которого была словно облита застывшим желе и переливалась всеми оттенками от светло- до тёмно-медового, я понял, что у знаменитого мухомора тоже есть родственники! В сбор их! Другие грибы тоже были великолепны, они словно драгоценные камни переливались яркими, чистыми красками. Поиски и находки так увлекли меня, что огромные пространства съёжились до размера небольшой песчаной гривки, но по-прежнему беззаботно одаривали путника. На сей раз грибами диковинных цветов. Среди найдёнышей не хватало изумрудных – наверно, им хорошо было прятаться в зеленой траве. Остальная радуга была в наличии – я с трудом удерживал её между пальцев. День угасал медленно. Медленно блёкли чистые, яркие краски, покрываясь лёгкой матовой пеленой. Но, даже потускнев, они не теряли своей девственной потаённой прелести.
К месту я добрался  к вечеру. Филиппыч уже был на своём сторожевом месте, курил у крыльца конторы, по стародавней фронтовой привычке пряча огонек в кулаке.
Филиппыч был удивительным стариком. Он доживал век бобылём, никогда не кичился ветеранством Великой войны, был неназойливо приятен в общении, но всегда мягко гнул свою линию – если таковая была. Родной брат его дослужился до генерала и проживал то ли в первопрестольной, то ли в Подмосковье. Иногда я с наивной простотой допытывался:
- Филиппыч, продавай избушку и к брату! Он, поди, поможет тебе квартирку получить. Как участнику Великой Отечественной. Там врачи, снабжение… Зачем тебе этот медвежий угол?
Он отмалчивался, поглядывая на далёкие склоны горбатого Курчумского хребта или на берёзы, на которые весной частенько присаживались по утрам косачи и без всякой, как мне тогда казалось связи, начинал рассказывать очередную байку из деревенской жизни.
Его-то, как старожила здешних мест, я выбрал в эксперты, ибо научная сила специализировалась на млекопитающих, рыбах и птицах и микологов среди них отродясь не было.
- Показывай, - с лёгкостью согласился Филиппыч.
- Обабок.
- Обабок.
Я удивился.
- Да обабок же!
Я удивился ещё больше. Все грибы, кроме мухоморов, по заключению доморощенного эксперта, оказались обабками. Я, по инерции любознательности и городской дотошности, долго пытал Филиппыча, намереваясь не мытьём, так катаньем нащупать какое-нибудь общепринятое название: сыроежка там, маслёнок, подберёзовик… Филиппыч не сдавался, и в ответ слышалось одно и то же. Категоричное: «Обабок».
- Обабки же! – вскричал вконец осерчавший и  рассердившийся на мою непонятливость эксперт, прутиком откатывая в сторону медовый мухомор.
- Эх, Филиппыч, старый что малый, - решил я немного проучить патриарха. - Заладил, как попугай, одно и то же, - сказал я, глядя на разноцветье грибов, гирляндой разложенных на высоком крыльце.
-Посмотри на  эту разноцветную гирлянду из алтайских лесов! Как можно такие разные грибы одним словом обзывать?! – вскричал я, доведённый до крайней степени каления упрямым дедом. И ткнул указательным пальцем в гирлянду!
Филиппыч улыбнулся легкой, светлой и немного хитроватой улыбкой, так красившей его; от давно выцветших глаз лучиками брызнули мелкие морщинки.
- Обабок – значит, съедобный! – наставительно, словно неразумному дитяти, пояснил мне Филиппыч скрытый смысл диалектизма.
…На память о Филиппыче у меня осталось редкое слово «обабок» и красивая метафора, которую я  и вынес в заголовок.

 Александр Морозов

Алтай многолик: главная артерия Казахстанского Алтая – Иртыш, смирился пред волей человека в прошлом веке. Усть-Каменогорское,  Бухтарминское, Шульбинское водохранилища успокоили его нрав, заодно скрыв от глаз человеческих сотни, если не тысячи квадратных километров! Каким был наш край считанные века назад? Вопрос, конечно, риторический. Без машины времени не разобраться! Единственный, реальный выход – призвать на помощь плоды трудов учёных-путешественников, писателей-туристов и местных, влюблённых в печатное слово жителей.
Матрацевидные скалы, в виде отдельных подушек и плит, лежащих друг на дружке, окружают Бухтарминское водохранилище. Эти формы гранита, так распространенные по Казахстану, не встречаются в Европе. И вот ученые мужи из Германии и России, останавливаясь в Усть-Бухтарминске (чаще всего по пути из Усть-Каменогорска в Зыряновск*), не могли отказать себе в удовольствии полюбоваться и полазать по шершавым и выветренным прибрежным скалам. Ученых же, повидавших это «чудо природы», было немало, начиная от великого А. Гумбольдта(1829 год), Г. Розе, Г. Гельмерсена, Г. Спасского, Г. Щуровского, Г. Карелина, И. Мушкетова и кончая такими дилетантами в геологии, как А. Брем и Т. Аткинсон – сообщает известный писатель-натуралист, зыряновский краевед  А. Лухтанов.
Когорты отдыхающего люда и поныне любуются бухтарминскими скалами, а кое-кто стремится их покорить и вдоволь насладиться распахнувшимся вширь простором, в котором есть всё:  сухой жар накалённого солнцем гранита, пряные запахи разнотравья и сосен, огромное водяное зеркало, по окоёму которого бисером рассыпаны турбазы, дома и домишки…
Алтай нынче, конечно не тот, что давеча! Тем интереснее свидетельства былого, порой утраченного навсегда. Приглашаю, тебя, читатель, погрузиться в прошлое Алтая, вглядеться в великолепие его природы, исстари лелеющее жителей этих мест, всмотреться в их лица, действия и поступки, которые не потеряли простого, невинного очарования до сих пор.
Пределы Восточно-Казахстанской области, которая включает в себя Казахстанский Алтай, давным-давно посетили две очень незаурядные личности (право слово, в  нынешние времена, когда звезда звездою погоняет, очень трудно подобрать правильный, точный эпитет). Это Пётр Симон Паллас и Александр фон Гумбольдт. О каждом из них можно рассказывать много и долго, также немалый интерес с точки зрения краеведа вызывают и такие личности, как учёные и путешественники Потанин и Брем, писатели Яблонский и Правдухин. О них и об Алтае и пойдёт дальше речь. Мы постараемся умозрительно пройтись вместе с ними по их давним маршрутам, внимательно вглядываясь в окружавшие путешественников пейзажи, вчитываясь в каждое слово, которыми они старались сохранить и передать свои впечатления о природе Алтая и о людях, населявших его. Безусловно, список наших визави далеко не окончательный, вне контекста этой заметки остались поэты, в творчестве которых ясный след оставил Алтай, Иртыш… Надеюсь, достойное место в предстоящих заметках займут наши земляки Г. Гребенщиков и Е.Пермитин…  Перечислять фамилии, достойных упоминания и цитирования разного калибра и занятий людей, в самое сердце пораженных красами Алтая, я на этом прекращаю. Но они обязательно будут появляться там, где в качестве цитат их мысли и чувства будут востребованы, полезны и необходимы.
Утрачено немало, особенно это касается живого мира, впрочем, что греха таить, от человека досталось и неживой природе. А Алтай по-прежнему многолик, но, увы, менее многоводен. Мы уже вкратце познакомились с персонами, оставившими письменные следы в истории горной страны, раскинувшейся неподалёку от географического центра Евразии. Настало время сделать следующий шаг и познакомиться  с одной из общих тем.  В качестве первой я выбрал Убу…
Когда-то, давным-давно, въезд на территорию современного Казахстанского Алтая с северной стороны обычно осуществлялся через столицу губернии – город Семипалатинск**, а выезд – через село Шемонаиха***, расположенное на правом, высоком берегу Убы.
Петр Симон Паллас – европейский профессор, ставший петербургским академиком, первым из учёных такого калибра посетил предгорья Казахстанского Алтая. Почти 250 лет назад, 30-летний учёный-энциклопедист, покинул Омск. Впереди – главная цель этого этапа экспедиции: «до Усть-Каменогорска и до лежащего по реке Бухтарме хребта гор». Могучая, своенравная и своевольная природа внесла немалые коррективы в планов громадьё!
Миновав Семипалатинск и доехав до Шульбы**** он записывает в дневник: «Во время путешествия, я, увлекаясь собиранием растений, часто отходил от повозок довольно далеко. А особливо в последнее время от бывшей почти каждой день студеной непогоды, выдержал  столь много попеременно воспалений и простуд. Еще до прибытия в Шульбу, я начал чувствовать проявившееся здесь столь великое расслабление и с толикою жестокостью – что едва был в силах встать с постели или сесть в повозку.
Будучи в надежде найти более спокойствия и удобности в новонаселенной деревне Красноярке ***** при Убе, 30 июня отправился я в оную, и оным же днём достиг сей деревни, в тридцати пяти вёрстах лежащей от Шульбы. Ехали столь тихо, сколько болезненные мои обстоятельства того требовали».
За времена, промелькнувшие с тех пор, изменилось многое. Уба, в нижнем своём течении испытала на себе, скажем так, точечные воздействия со стороны цивилизации. Дельта реки, назовём её убинским прииртышьем, затоплена водами последнего рукотворного моря на территории ВКО – Шульбинского водохранилища. Затоплено и перенесено одно из старейших селений на территории области – Уба-форпост, подобная участь должна была постигнуть и Убинку. Выше старой приступили к строительству новой. Но водохранилище не достигло проектной отметки и на левом берегу Убы сохранилась старая Убинка, а повыше неё появился огрызок новой. Отдельной темой, думаю, станет короткая – около 20 лет, но интересная история посёлка  Убаредмет, возникнувшего и исчезнувшего уже при Советской власти.
Немногим выше Красного Яра по обе стороны Убы раскинулись два отработанных карьера, выше них через реки возведено два моста – железнодорожный, недалеко от Усть-Таловки и автомобильный в Шемонаихе. Добавилось деревень, да распахано почти все, что можно.
Вернёмся в прошлое:
«В Красноярской деревне нашёл я покои для моей остановки гораздо худшие, нежели какие в Шульбинской оставил, и сверх еще сего по причине отражаемого солнечного жару ярами, лежащими около деревни, и вредной воды в Убе. Место сие для больного весьма было нездорово. Я был уже не в состоянии продолжать путь, ибо болезнь совершенно мною овладела и заставила меня несколько недель лежать в постели. Продолжение предпринятого путешествия до Усткаменогорска и до гор по реке Бухтарме пришлось отставить – хотелось завершить всё намеченное на сей год . Но дабы описать сию часть границ, и её достопамятности, того ради отправил я шестого июля студента Никиту Соколова, , и с ним живописца моего, к Устькаменогорской крепости , дабы до сего места, местности по обе стороны Иртыша лежащие и хребет гор до Алея описал. Оттуда же положил я им возвратиться на Змеевские горы, где я их буду ожидать.»
Вернёмся в Красноярское: "Такой дождливой непогоды, какая сего лета была, весь июль едва ли пять дней прошло, в которые бы не было суровой погоды и сильного дождя, старые жители и припомнить не могут.
Местная вода нехороша, употребление её причиняет жестокую лихорадку, а особливо новопришельцам. Хотя Уба – река нагорная и к тому же имеет песчаное дно и, следовательно, вода должно бы быть чистой, но высокие глинистые берега обмываемые водою и содержащие в себе медную руду, воду до крайности портят. У Красноярска оная от глинистого берега, при каждом дожде столь мутна и густа, что хотя ее и варить, то она чище не будет. Нерадивые сии мужики, вместо того, чтоб избежать вреда, и искать иных, хороших ключей, сносят все происходящие неудобства. Что лихорадка происходит от воды, содержащей в себе глину, есть не опровергаемое доказательство: во время трёхнедельного моего пребывания в Красноярске все, при мне бывшие люди, исключая одного, от употребления воды один за другим занемогли лихорадкой. У одних была лихорадка переменная, а у других временная. Те, которые занемогли позже, выздоровели по выезде моём отсюда весьма скоро, употребляя лекарства. Напротив, другие, которые во время своей болезни должны были оную воду употреблять, долго еще были больны".
Чувства Палласа, его неудовлетворённость, переходящую в недовольство Убой понять можно: вместо поездки в крепость  Усть-Каменогорскую и к пределам Китайской империи, оказаться запертым в глухой деревушке  о двадцати дворах не есть  здорово. Отличительной особенностью Красного Яра и поныне служат закрывающие запад высокие отвесные яры. Ученый упоминает  об окрестных курганах. Сегодня в Государственный список памятников истории и культуры местного значения внесены четыре курганных группы и одиночный курган! На восток же просторы открыты и прошепчи кто Палласу, что в той стороне через 200 лет в паре десятков километров появится огромных размеров карьер, он бы, трезво оценивая возможности современников, наверняка бы не поверил сей побасёнке. А отвалами карьера будет засыпан   поселок при Николаевском руднике. В нём через век с небольшим родится Георгий Гребенщиков. Он стал первым, профессионально и поэтически описавшим «реку Убу – дочь юго-западного Алтая».
Реки связывают людей: кого через времена, кого через расстояния. Благодаря Убе в этом тексте встретились две незаурядные личности – учёный-энциклопедист Петр Симон Паллас и замечательный писатель, певец Алтая – Георгий Гребенщиков.
* Ныне –Алтай**Ныне – Семей. *** Ныне –  город. **** Ныне, возможно, – Новая Шульба ***** Ныне – Красный Яр

А. Морозов